Министерство справедливости - Лев Гурский

Куда? Не сметь, железяка! Знай свое место! Почему никто здесь не подумал, что будет так трясти? Отчего не прибил, не приварил, не приклепал хренову статую к постаменту? И на кой она вообще им сдалась? Видимо, по-другому не смогли распилить госбабло из бюджетных статей «Наглядная агитация» и «Пропаганда танзанийских традиционных ценностей». В уши ввинчивается громкая пожарная сирена, хотя это никакой не пожар, а просто здание ходит ходуном. Надо вставать и сваливать отсюда или хотя бы отползти подальше, думает судья. Ведь хреновина раскачивается всё сильней и уже совсем скоро…

Эта мысль неуклюжа, как перевернутый жук. Она шевелится в его голове слишком медленно, и, к той секунде, когда завершается словом «упадет», Правосудие падает с постамента на Кульмашонка. Бух! Судья инстинктивно зажмуривается и задерживает дыхание, готовясь, что будет раздавлен в лепешку многотонным африканским идолом. Но… Чудо! Бочкообразная богиня, подмявшая Аркадия Данииловича, оказывается легкой. Спасибо добрым танзанийцам за то, что сэкономили на материале и сделали железную бабу полой внутри. Теперь он их, обнаглевших скотов, засудит всенепременно!

Перед глазами мистера Кроули проплывает приятнейшее видение — иск с огромным количеством нулей. О-о, как они поплатятся! Это уже не только моральные страдания и ущерб репутации, но и подымай выше — реальная травма и физические страдания. С точки зрения денег считается самой выгодной статьей в любом гражданском кодексе, и в этом, обезьяньем, тоже наверняка. Масса процессуальных возможностей для юриста.

Судья пытается отодвинуть с себя богиню, но обе руки его не слушаются. А-а, это уже переломы конечностей, то есть долговременная потеря трудоспособности и реальная угроза жизни. Для гражданского иска — вообще идеально: мистер Кроули не просто разорит, он порвет на клочки весь этот суд, этот город и всю эту поганую страну!

Но сперва, конечно, следует оценить нанесенный ущерб, соображает судья. И поэтому надо все же постараться встать или хотя бы сдвинуться с места. Кульмашонок делает попытку шевельнуть головой и только теперь чувствует под своим подбородком что-то холодное и жесткое. Скосив глаза к переносице, он неожиданно понимает, что это — рукоятка меча. Почему меча? Откуда меча? Ведь если здесь, у горла, торчит его рукоятка, значит лезвие…

Аркадий Даниилович хочет крикнуть — не может. Пытается сглотнуть — не получается. Старается пошевелиться — бесполезно: меч танзанийской Фемиды, по рукоять вбитый в горло, крепко пришпиливает его к полу. Вместо соблазнительных нулей на глаза судьи наплывает тяжелая чернота. Из-за нее мысли путаются. Иск? Какой иск? Он не истец. Он вообще не человек. Он — тропическая бабочка. Такая красивая… и такая мертвая…

Обратно мы снова летели с двумя пересадками, опять через Штаты, и после двойной смены часовых поясов я сильно вымотался. А потому отказался от коллективного ужина и потребовал меня не беспокоить. Ни по какой причине. Даже если вдруг из Патриарших прудов вынырнет Ктулху или «Спартак» выиграет у «Барселоны», будить меня все равно воспрещалось. В итоге я продрал глаза, только когда уже была середина следующего дня.

Из кухни пахло чем-то вкусным, громко разговаривал телевизор. Сполоснув лицо и завернувшись в халат, но еще толком не проснувшись, я двинулся в сторону запахов и звуков. На мое полусонное «здрасьте!» мне ответил дружный хор не из трех, как обычно, а из четырех голосов: в гостях у нас был неизменно приветливый Сергей Петрович. Все вместе смотрели еженедельную пресс-конференцию Надежды Евгеньевны.

Я сел на свободную табуретку — как раз под картой, где африканский континент стал еще ярче благодаря новому флажку. Пресс-конференция на экране, похоже, близилась к концу. Надежда Евгеньевна была в красном и держала стойку микрофона, как бандерилью.

— Умница! И еще красавица! — с чувством произнес Сергей Петрович, глядя на экран.

— Ну уж не Скарлетт Йоханссон, — ревниво отозвалась Ася. — Миленькая, но не более. А ее стилист — чмо. Такие очки еще в нулевые вышли из моды, а сейчас они вообще хлам. И зачем она вечно жалуется? Почему правда — это обязательно нытье? Не хватает того, дефицит сего, хвост вытащим — нос увязнет… Спасибо, я с первого захода поняла, что до светлого будущего нам сто верст лесом. Но нельзя же наводить на всех депресняк!

— Не ворчи, Аська! — засмеялся Димитрий. — Если бы не 4 декабря, на месте Евгеньевны сидел бы, как раньше, лысый. Он бы нагнал пурги насчет роста доходов и рассказал нам анекдот про тещу. А в конце загнул бы феньку о нашей новой чудо-бомбе — такой, блин, мощной, что ее взрывом разом прихлопнет и наших врагов, и нас самих заодно. Одна радость: мы умрем гордо и прекрасно, а они — подло извиваясь, как земляные червяки.

— По сравнению с Дорогиным она, конечно, вполне себе ничего, — нехотя признала Ася. — Живая, по крайней мере, и без кретинского юмора. Самокритика лучше, чем фанфары. От Дорогинского оптимизма нон-стоп несло уж такой тухлятиной… Но, может, хватит сегодня официоза? Переключаем на «Куклы», а? Там та же Евгеньевна, только смешнее.

— Погоди ты, Ась, со своими «Куклами», — сказал Нафталин. Стоя у подоконника, он тренировал мелкую моторику: разбирал, собирал и снова разбирал хронометр. После каждого раза у него оставались две-три лишние детали, и все время разные. — На этом канале по программе дальше новости. Хочу узнать, будет ли что-нибудь про Танзанию.

— Будет, — не задумываясь, предрек Сергей Петрович. — Перед прогнозом погоды, секунд двадцать или даже десять. Новость-то копеечная в мировом масштабе. Землетрясение силой в шесть баллов по шкале Рихтера. Разрушений нет, всего один погибший — где тут сенсация? Единственный фокус в том, что в этой части Африки землетрясений не было уже, наверное, лет полтораста… Круто вы, Роман Ильич. Опять повелеваете стихиями?

— Это стихии — мной, — вздохнул я. — Я думал, ему хватит чего-нибудь помельче. Кто же знал, что из-за одного бывшего судьи сдвинутся платформы земной коры и сама Фемида пронзит его мечом? Похоже, он сильно превысил лимит допустимого негодяйства…

— Меч — это, пожалуй, немного театрально, — заметил Сергей Петрович. — Во всяком случае, прямолинейно. Мне иногда кажется, что высшие силы, которым мы с вами служим, — огромный ребенок. Всё при нем — свежесть восприятия, непосредственность, быстрота реакции, безжалостность. И это, знаете, даже неплохо. Уж точно лучше, чем маразматик Саваоф с покоцанным нимбом… Но оставим эту скользкую тему, подальше от греха. Хотите домашних котлет? Жена нажарила их столько, что я украл полдюжины и приволок сюда. Вам ведь, наверное, за эти дни африканская еда уже поднадоела?

Так вот откуда тот чудесный запах, который пробудил меня ото сна!

— Ужасно надоела, — поспешно согласился я. — Шашлычки из осьминога и филе антилопы хороши только в первые пару дней. Хочу простых котлет, просто умираю… Дайте две!

— Ася, доставайте контейнер! — распорядился Сергей Петрович. — Вы же не все слопали?

— Шутите? — Ася вытащила из холодильника пластиковый контейнер, поставила на стол и сняла крышку. — Мы норму знаем. Каждый взял по одной, значит, у нас осталось три штуки… Еще даже не успели остыть. Ешьте, Роман Ильич, приятного аппетита!