Дело шести безумцев - Элла Чак

с лаборантами над разбором оранжереи.

Я вздохнула, но Воеводин проигнорировал мое недовольство фактом раскопок взорванного парника Аллы.

– Дунаев был водителем под прикрытием, а по должности он старше тебя, Камиль.

Я впервые слышала о дневниках. Так вот что нашел Женя в парнике, вот о чем упоминал Максим сегодня утром за нашим экстремальным кофепитием.

– Журавлева – стажер! Куда вы ее на осмотр места преступлений! Я возьму такси.

– На метро покатаешься, пижон! – фыркнула я. – Соберешь коллекцию бактерий со всех перил и поручней…

Воеводин переводил взгляд то на меня, то на него.

– Историческое место преступления, Камиль. И ты посещал такие в первую неделю стажировки. У Киры есть права, я выпишу вам пропуск на служебный автомобиль.

– На велосипеде покатается, если прав лишили! – продолжала я сопротивляться тому, чтобы куда-то там возить зад Задовича.

– Я снова что-то важное пропустил, – сделал самый очевидный вывод Воеводин. – Что опять стряслось между вами, коллеги?

– Между нами Ракиура, – ответила я. – И триста страниц вымаранного текста о ней.

– Ракиура, – набрал Воеводин полные легкие воздуха, словно последний раз в жизни, словно больше никогда не сможет вздохнуть и эти секунды станут для него бесценны, – Кира, в Ракиуру можно только верить. Все, что случилось там – недоказуемо. Это дело ушло в бордовую папку, увешанную сургучом, красными лентами и печатями «совершенно секретно».

– Ушло в архив? – уточнила я с надеждой, что любое дело из архива можно достать.

– Ушло в историю.

– Нужно его вернуть!

Но Воеводин знал свое дело. Ели он говорил «ушло», то «ушло» оно безо всякой надежды на возвращение.

– Ты ничего не найдешь под тем сургучом, Кира. Я сжег листы. Я их уничтожил.

Судя по лицу Камиля, он слышал об этом впервые.

– Вы сожгли? Дело о Ракиуре? Навсегда?

– Да, Камиль. Сжег. Никто не должен знать.

– О чем? – выдохнула я, растекаясь по столу перед собой. – Что с тобой там случилось, Камиль?

Никогда раньше я не видела, чтобы плечо Камиля тряслось с такой скоростью. Казалось, что он скачет на отбойном молотке. Лоб его сморщился, зубы сжались, он издал то ли стон, то ли вопль, а мимика его походила на человека, брошенного живьем в кипяток из соляной кислоты, для создания которого достаточно всего сорока восьми градусов Цельсия.

– Камиль… ты чего?

Испугавшись за его жизнь, я перемахнула через стол и опустила руки ему на плечи, чувствуя исходящую от его тела вибрацию двух сотен смартфонов.

Может, поэтому Камиль не любил их? Они вибрировали так же, как он сам сейчас, в период обострения тика.

– Все будет хорошо, успокойся! – прижимала я его плечи к полу, когда Камиль перестал стоять ровно и, роняя стулья, осел мне под ноги. – «Скорую»! – обернулась к Воеводину, звонившему по телефону, и тот кивнул.

– Не нужно… – схватился Камиль за плечо, и его рука легла поверх моей ладони. – Не помогут… они.

– Камиль, – протянул Воеводин стакан воды, – какие таблетки дать? Что за приступ? Сердце?

– Таблеток от этого… тоже нет…

– Что сделать? – была готова я сейчас на что угодно. – Не умирай, ладно! Не буду я больше копаться в Ракиуре! И… из отдела уйду! Хочешь? Только не умирай!

– Черт! – схватился Камиль за плечо. – Как же сильно… дефибриллятор… – выговорил он сквозь боль.

– В катакомбах есть, – подорвался Воеводин.

– Я сама! Держите его! И в рот ничего не суйте, а то выбьет себе все зубы!

Со всей скоростью я бежала в подземелье, даже съехала вниз по ледяному черному чугунному шесту. К счастью, в морге есть что-то не только для трупов, но и для живых – чтобы они не стали трупами.

– Дефибриллятор? Где?! – ввалилась я в медицинский отсек, заметив пару припозднившихся сотрудников. – Быстрее в кабинет Воеводина! У Смирнова приступ! Ну же, быстрее вы!

Варвара Леонидовна, назвавшая его утром Задовым, и медбрат схватили чемоданчики первой помощи и побежали за мной следом по чугунной лестнице.

– Сюда!

Распахивая двери, я боялась увидеть бездыханное тело Камиля. Я не паниковала от вида мертвых тел, но одно дело смотреть на посторонних и совсем другое – на тех, кто только что дышал с тобой воздухом одного и того же помещения.

Камиль не корчился на полу и даже не задыхался возле окна на подоконнике. Он стоял прямо напротив меня и приведенной мною команды в центре кабинета. В кои-то веки не сутулился и… смотрел прямо мне в глаза, скрестив руки и широко расставив ноги. Очки в роговой оправе лежали на его затылке, держась дужками за уши. Он выглядел не как контуженный при смерти, а как вернувшийся из спортзала адепт ЗОЖа.

И думала я сейчас не про здоровый образ жизни патологоанатома, а о том, как Задович огребет по жопе за свой спектакль.

Рядом с ним переминался Воеводин, разводя руками по сторонам.

Ровным спокойным тоном Камиль произнес:

– Вот, Журавлева. Это «Психология криминалиста», глава пять – на оценку «отлично».

– Глава шесть, – напомнила я, но он отмахнулся.

– Кому дефибриллятор-то нужен? – не понимал медбрат. – У кого остановка сердца?

– Никому! К счастью, никому! – спешил Воеводин успокоить присутствующих.

– Скоро кое-кому понадобится… – прошипела я.

Воеводин перехватил у меня из рук коробку с тропониновым тестом на инфаркт, которым я бы вот-вот попала Камилю точно в лоб.

Я метала ножи с закрытыми глазами, но не смогла рассмотреть Камиля, распахнув их.

Он провел меня своим спектаклем из учебника для первокурсников.

– Идемте, коллеги! Идемте! – выпроваживал сотрудников медблока Воеводин.

Проходя мимо меня, он шепнул, извиняясь:

– Я не знал, Кира. Клянусь, я не знал, что он… имитирует приступ…

Когда дверь закрылась и мы с Камилем остались одни, я не удержалась от пошлой фразочки в стиле Максима:

– Что еще ты имитируешь? Любовь и оргазмы? Поэтому развелся сразу после медового месяца?

– Я узнал, где папка с делом о Ракиуре. Узнал, что ее уничтожили. Ты обещала прекратить допросы и уйти из бюро. Вот как надо было читать главу пять.

– Шесть. У тебя амнезия?

– Не важно. Теперь уходи. Переводись, увольняйся, только исчезни с глаз моих.

Я только хмыкнула:

– Твою казнь, Камиль, перенесли, а не отменили. Разгадай-ка ты теперь мою метафору.

– Мне нет до тебя и твоих метафор никакого дела.

– Тот, кто сделал с тобой все это, Камиль, он придурок, – решила прекратить я наше сражение.

– Он?

– Она… – улыбнулась я, наконец-то все понимая, – ну конечно, она! Ты выпотрошен. Ты мертвее, чем труп. Совсем пустой. Знаешь, я на самом деле сама не хочу больше с тобой работать. Такими, как мы, напарники быть не должны.

– Ты могла быть какой угодно,