Филарет – Патриарх Московский (книга вторая) - Михаил Васильевич Шелест

из лыка и обшитую по краям тряпичной лентой. Пальцы удобно взялись за длинные верёвочные петельки на дальних краях мочалки и спина ощутила блаженство от мягкого мыльного почёсывания.

Корыто, в котором стоял Фёдор, быстро наполнилось водой и он, «плюнув» на её «чистоту», уселся.

— «Ванна, так ванна», — подумал Попаданец. — «Кофе у нас тоже имеется».

Как не странно, но за остаток ночи он выспался, а дел на день он запланировал изрядно, поэтому ванна и кружка кофе ему требовались обязательно. Не было сахара, но и с мёдом кофе получался неплохой.

После «помойки», как называли обработку тела водой и мылом московиты, Фёдор переоделся в точно такую же одежду, что была на нём надысь[5], нацепил тонкий меч и, свистнув конным стрельцам, снова вернулся в Москву. Сегодняшний рабочий день Фёдора начинался с «перехвата» в доме отца, как называли сейчас утренний завтрак. Никита Романович ещё вчера послал слугу в кабак, где, он знал, Фёдор ежевечерне изымал казну и пригласил сына «поснедать» после утренней церковной службы.

Фёдора много раз звали на семейный «завтрак», но он то того ловко избегал оного, ибо ни в чём не был уверен. Положение рядом с царём было шатким. Особенно после смерти царицы Анастасии. Ивана Васильевича «мотало» из стороны в сторону, что и доказала их с Фёдором стычка в беседке, а потому гарантировать и обещать родственникам устойчивое положение Фёдор не мог.

Сейчас же его положение на время стабилизировалось. Царь глядел на Фёдора испуганно и заискивающе, слушал его бредни о конце света и втором пришествии Христа, и о том, как жить дальше с вниманием и почтением. О лучшем времени для семейного совета грех было и мечтать, а то, что это был он, Фёдор не сомневался.

Фёдор к завтраку не опоздал. Народ только начал выходить из храмов после утренней службы и в отчий двор Фёдор въехал вслед за дядькой Данилой. Они поздоровались, обнявшись, и вместе поднялись по лестнице.

— Ты, смотрю, не только меня пригласил, — не сдержав усмешку, спросил Фёдор. — Даже пирогов напекли. Значит перекус основательный будет. Мне иван-чая горячего. Есть?

— Есть, есть, Федюня, проходи, омойся.

Отец вел себя слегка заискивающе не только перед сыном, но и перед родственниками, коих собралось в его доме изрядное количество. Это уже возвышало и его, и его сына, но Никите Романовичу лишь недавно присвоили чин окольничего с минимальным окладом в двадцать рублей, с функцией помощника, или как сейчас говорили, «товарища», управляющего царским дворцом Данилы Романовича, и поэтому он робел.

Кроме дядьки Данилы Романовича, по лавкам сидели его сыновья: Фёдор и Иван, двоюродный дядька Василий Михайлович с сыновьями: Иваном, Фёдором и Протасием, родичи по Яковлевской линии. Все мужи именитые и важные — воеводы первостатейных городов, наместники, знатные воеводы и землевладельцы. Всего за утренним столом собралось четырнадцать человек, которые поздоровавшись между собой и с Фёдором, чинно принялись уничтожать горой наложенные на стол пироги с различной, но в основном рыбной, начинкой.

Наконец, насытившись, все старшие родственники произнесли благодарственные хозяевам и хвалебные столу речи и замолчали, уставившись на Фёдора, словно он сейчас должен был подняться, поклониться до земли и сказать: «спасибо, что пришли, гости дорогие!». Однако Фёдор молчал и играл с родичами в «гляделки».

* * *

[1]Пасхалия, таблица или система правил для вычисления даты христианской Пасхи и зависящих от неё переходящих праздников (Вход Господень в Иерусалим, Вознесение Господне, Пятидесятница и др.).

[2]Дмитрий Траханиот — грек из окружения жены великого князя Ивана Третьего — Софьи Палеолог.

[3]Огненники (пламенники, халдеи) — особые клирики, составлявшие часть свиты Московских Патриархов в XVI—XVII веках. Изображения «огненников» неоднократно встречаются в Лицевом летописном своде, составленном во времена правления Ивана Грозного в 1568—1576 годах. В обязанности «огненников» входило ношение зажженных свечей перед Московскими Патриархами во время патриарших выходов. Ранее — халдеями именовали касту жрецов в Вавилоне. Халдеями-магами были волхвы, пришедшие поклониться родившемуся Иисусу.

[4]Пламенник — факел.

[5]Надысь — только что.

Глава 13

Фёдор переводил свой взор с одного родственника на другого, до тех пор, пока Данила Михайлович не понял, что младший Захарьин-Юрьев не горит желанием хвастать своим подвигами и нахождением рядом с троном, а также рассказывать последние новости. Он решил, что переговорным процессом надо управлять, откашлялся и с напряжением в голосе задал вопрос, ответ на который знала вся Москва и её дальние окрестности:

— А правда, Фёдор Никитич, что царь новую жену ищет?

— Ищет, Данила Михайлович, и вроде, как уже нашёл. Сватов послали к Темрюку Идаровичу в Малую Кабарду. Или не знал? — Фёдор делано удивился.

— Знать, знал, — не стушевался дядька, — да от ближнего царю человека услышать правду вернее. Ты сейчас царю заместо Алёшки Адашева. Все челобитные через тебя, все указы, письма посольские, не тяжело? Не уж-то справляешься сам?

— Справляюсь, Данила Фёдорович, но с большим трудом. Взвалил государь на мою службу всю переписку.

— А что за служба у тебя такая? — зацепил нужный вопрос Данила Романович.

— Ты же знаешь, Данила Романович, что грамотен я изрядно. Читаю письма не по слогам, а бегло, и потому вижу все изъяны, вредящие мысли государевой. Ибо говорит царь одно, а дьяк пишет другое. Что ему на ум взбредёт или боярин надиктует. Волюнтаризм!

— Что? — не понял старший Романович.

— Своеволие! Что хотят бояре, то и воротят.

— Это — да! — согласился Данила Романович и все родичи согласно покивали головами.

Сидящие на лавках разодетые в богатые одежды дородные мужики так походили на китайских «болванчиков», что Попаданец едва сдержался от смеха.

— Так может ты подсказал бы государю, что есть верные людишки, готовые служить верой и правдой, коих дьяками и назначить.

Фёдор покрутил головой.

— Не верит, государь никому. Да и служили наши родичи и отцу его и ему самому, да проштрафились. Просил я за вас, да не схотел государь. «Зело алчные», — говорит, — «до землицы, твои Кошкины. Сам правь!».

— Как это, «сам правь!»? — спросил и раскрыл рот дядька. — Кто — «сам правь»?

— Я «сам правь», — пожал плечами Фёдор.

— Погодь-погодь… Почему это ты «сам правь»? А царь?

— Правь — это он про письма и указы. Да и думой, и дьяками царь тоже не доволен. Так разве ж царь сейчас правит? Дума боярская! Вот Иван Васильевич и говорит, что не нужна