Интимная история человечества - Теодор Зельдин

хотела бы проводить по полгода за границей, живя жизнью обычных людей, «интегрированных» в другую цивилизацию. «Я гражданин мира. Если где-нибудь случается какое-то бедствие, я переживаю это как личную трагедию». Расизм – ее самый главный враг.

В этих аспектах Патриция считает свою жизнь успешной. Но что касается отношений с мужчинами, ее история печальна. Ее собственные родители не хотели разговаривать с ней об этом: всякий раз, когда она о чем-то спрашивала маму, в ответ слышала: «Спроси у отца». Мама, с которой у нее хорошие отношения, говорила ей, что любит мужа и поэтому никогда не принимает решений, не посоветовавшись с ним. Патриция же считает, что ее мать на это просто не способна. Сама Патриция очень решительна, но это навредило ее личной жизни. Спорить тоже весело, и, когда факты на ее стороне, она не остановится, пока не заставит мужчину сдаться. «Я хорошо разбираюсь в экономике и политике, и, когда я говорю, что он чего-то не понимает, ему это не нравится. Возможно, можно было бы не так агрессивно демонстрировать свои знания, но, мне кажется, я не умею делать это мягко. Просто я хочу, чтобы мужчина победил честно. Хочу, чтобы он доказал свою правоту».

Общество потребления позволяет женщинам не только постоянно покупать новые гаджеты и одежду. Оно дает возможность наслаждаться мужчинами, а затем выбрасывать их на помойку, как недоеденную еду. «Теперь я понимаю, что использовала мужчин». Она не утратила вкуса к ним, он стал еще более изысканным. «Чтобы понять, чего именно ты хочешь от мужчины, требуется время». Ей не нужно, чтобы они что-то чинили, помогали выбрать машину и уж тем более заполнить налоговую декларацию. Объект ее поиска – мужчина, который умеет делать то, чего не умеет она, которым она могла бы восхищаться. Ни один мужчина еще не сумел достойно справиться с этой задачей, тем более что ее работа – заставлять мужчин дрожать от страха. «По восемь часов в день я не женщина, я государственный чиновник. Мужчин пугает женщина, способная дать отпор управляющему директору; в женщине им нужна мягкость. Я не могу себе такого позволить, мне приходится скрывать свою мягкость, и этим я отличаюсь. Это цена, которую я плачу за интересную работу». Она по-прежнему влюбляется. «Я наслаждаюсь этим чувством, пока оно длится, но оно никогда не длится долго. Я не способна на продолжительные отношения. Когда я влюблена, я становлюсь глупой, зависимой. Подсознательно мне это не нравится, поэтому я делаю так, чтобы отношения не сложились. Они превращаются в борьбу за власть».

Она не считает, что делала неверный выбор. В шестидесятые годы женщины внезапно получили свободу, и ей захотелось ощутить ее. «Это была эпоха противозачаточных таблеток, и я должна была максимально этим воспользоваться». У женщины появился шанс обрести новую жизнь. Теперь она видит: что-то идет не так, но не знает, как исправить ситуацию в следующий раз.

По ее мнению, феминистки зашли слишком далеко, выдвигая требования и ничего, кроме требований. Это была ошибка. Но с другой стороны: «Мы хотели показать, что равны мужчинам». Теперь она говорит, что женщины должны вернуться к женственности. Она не одобряет своих подруг-феминисток, которые не желают готовить, даже когда приглашают на ужин дюжину человек. С другой стороны, ее возмущает, что женщины пользуются тем, что они женщины. Она отвергает «мужчин, которые ожидают, что женщины поверят всему, что они говорят, только потому, что они мужчины». Быть домохозяйкой – не для нее.

«Моя жизнь женщины-мужчины – полная катастрофа. Меня обвели вокруг пальца». Однако идея пары кажется ей осуществимой, вот только она не может реализовать ее сама. Она передает эстафету следующему поколению. Молодые люди впечатляют ее осторожностью в отношениях, умением поддерживать в них более непринужденную и романтическую атмосферу. Можно сказать, что в том, как знакомилось и занималось сексом ее поколение, было мало красоты: «Раньше я вела себя как мужчина. Если я хотела переспать с кем-то, я так и делала. Но в этом не было тепла». В Катманду ей предложили попробовать наркотики, и она очень гордилась этим. Тогда она впала в кому на 48 часов и полностью излечилась от желания пробовать наркотики в будущем. Теперь она говорит: «Секс не важен, меня он не интересует, если только он не часть чего-то гораздо большего».

Теперь очередь за мужчинами прилагать усилия, а не просто смотреть на женщин и улыбаться им. Проблема в том, что слишком многие из знакомых ей мужчин слабы: «Им не хватает смекалки». Так к кому же она обращается за советом? К астрологу: «Нам необходимо что-нибудь такое, и астрология заменяет религию». А астролог сказал ей, что с мужчинами у нее всегда будут проблемы.

Флоренс примерно на пятнадцать лет моложе, но она тоже не нашла решения. У каждого члена ее семьи есть «страсть». Отец занимается альпинизмом, который любит отчасти потому, что его увлекает риск, и он охотно рискует, поскольку быт его утомляет, он хочет преодолевать себя, уйти от рутины. Такому способу бегства он научился очень рано, потому что родители все время ссорились. А он никогда не ссорится со своей женой. Некоторые люди учатся познавать себя, не нападая при этом на окружающих. Страсть сестры Флоренс – верховая езда. Каждый второй член семьи полностью поглощен какой-то своей страстью.

Однако родители никогда не говорили Флоренс, в каком направлении ей идти по жизни. Они никогда не давали ей советов, и она никогда не просила об этом, потому что чувствовала, что их советы ей не подойдут. Она никогда не говорит с ними на интимные темы, которые для нее наиболее важны. Они лишь хотят, чтобы она была счастлива, а это может означать, что они не знают, чего хотят. Она говорит, что лучший способ сделать детей счастливыми – это быть счастливым самому, счастье заразно. Все, что может сделать ее отец, – это предупреждать ее, когда она становится слишком самоуверенной, и она это ценит. Возможно, он не считает, что вправе давать советы, поскольку недоволен собой; или, по крайней мере, это ее предположение, потому что она на самом деле толком его не знает. Много ли найдется тех, кто хорошо знает своих родителей? С тех пор, как личная жизнь стала важнее общественной, уже невозможно передавать традиции, связанные с образом жизни, из поколения в поколение.

Если бы ее учителя смогли внушить ей какие-то высокие стремления, если бы только она встретила человека, увлеченного учебой, который мог бы увлечь ее! Однако ее учеба обернулась полным провалом, несмотря на высокие оценки. Ни один университетский профессор не произвел на нее впечатления. Она сама стала учителем, но лишь увидела систему образования с худшей стороны: четыре пятых ее коллег пребывали в депрессии. Только одному или двоим было интересно работать, образование было для них почти религией.

Кто еще мог бы направить ее? Она говорит, что «выросла в мире, где девушки разговаривали между собой», но не заразилась пристрастием к сплетням. «Никогда не предполагалось, что мы можем разговаривать с мужчинами». Общение с ними всегда омрачается опасением, что они начнут к ней приставать: «Мало кто считает, что с женщинами можно серьезно о чем-то разговаривать. Как только мужчина видит, что он вам нравится, он сразу думает, что вы не прочь переспать с ним. Переспать, конечно, неплохой повод начать разговор, но это вовсе не обязательно». Среди знакомых ей молодых женщин такого гораздо меньше. Ее лучший друг – бывший любовник, отношения с которым теперь, когда о постели не может быть и речи, стали гораздо приятнее. То, как на нее смотрят мужчины, иногда радует ее, а иногда приводит в отчаяние. «Чтобы поговорить с мужчиной, сначала нужно доказать, что ты имеешь право разговаривать с ним».

Проблемы с мужчинами у нее такие же, как и проблема с единственной «страстью». Никакая деятельность не поглощает ее полностью, ибо ее страсть – открытия, путешествия, встречи с неизведанным, а значит, она не может увлекаться чем-то одним. Ее личность