Моя свекровь - мымра! - Людмила Милевская

Больше всего она боялась, что он передумает и незаметнорастворится в толпе. Потому и оставила его за своей спиной, чтобы не лишатьвыбора. Пускай идет, если хочет. В конце концов, ни кому не навязываюсь.

Гордая. Она была очень гордая.

Но когда подошла к остановке и увидела свой автобус,испугалась.

“Сейчас, я сяду, а он нет! Помашет рукой и виновато пожметплечами, мол не судьба. И по часам постучит еще пальцем: спешу, вспомнил прозаседание, неотложные, мол, дела…”

Она вспыхнула, внутри словно что-то взорвалось и в воронкуот взрыва ухнула вся душа — на сердце легла пустота, мир потускнел, солнцепогасло, небо тучи заволокли, ветер поднялся, наполняя воздух тяжелойасфальтовой пылью, и губная помада на губах сразу стала неуместной, шероховатой,даже противно-колючей. И прическа показалась дурацкой. И платье — розовое, какдетский ночной горшок — захотелось снять и навеки забросить. И свои ожиданияпозабыть. За них особенно стыдно. Ну не дура ли, жила себе и жила…

Она попыталась наперекор всему вернуться к нему, статьрядом, снова за руку его цепко схватить, но толпа подхватила ее и понесла кдвери автобуса. Восстать против толпы не позволила гордость — вот такойпарадокс.

“Я так и знала,” — горестно сказала себе она и, как наэшафот, шагнула на ступеньку.

Страшно хотелось оглянуться, позвать его за собой, но онабыла упряма. Упряма и очень горда. Потому чаще других оставалась одна. За то илюбили ее фиалки. Шагнула, не оглядываясь. Будь что будет.

Он тоже паниковал. Напряженно шел за нежным, прекрасным,волшебным, боясь потерять ЭТО в чужой агрессивной толпе. Ему все времяказалось, что стройная тоненькая фигурка растворится, и он потеряет еенавсегда! Еще недавно совсем он не знал, что она есть на свете, но теперьпотеря этой чудесной девушки воспринималось тяжелой утратой. В душу заползалирастерянность, боль и страх. Он давно уже ничего не боялся, но вот теперь сталопо-настоящему страшно.

“Где? Где я буду ее искать? Даже имени ее не спросил, (недурак ли) даже где живет не узнал”.

В панике он забыл, что найти ее очень просто — там, гдеувидел впервые. Адрес простой: цветочный магазинчик, метро…

Но он об этом забыл и, грубо расталкивая прохожих, отчаянностарался не отставать, потому что поглощенная своими переживаниями она снова пошлаочень быстро — так, как привыкла ходить.

Увидев, что она направилась к автобусу, он успокоился, —теперь-то мы вместе, — и снова разволновался.

“Черт! — мысленно выругался он. — К дверям хлынула толпа, ячто-то должен сделать. А что? Должен раскидать всех и занять ей место. Но какэто делается? Раньше умел, но так давно не ездил городским транспортом, чторазучился. Подумает, что я вахлак, что даже не смог ей место занять…

Да, я вахлак, черт возьми! А почему мы едем автобусом?Почему не взяли такси?

Потому, что я, дурак, не подумал об этом, вовремя несообразил. Теперь она точно решит, что я жадный.

Как глупо. Совсем разучился ухаживать за простыми девушками…

Что они любят? Если в ресторан не захотела, может отказаласьбы и от такси…

Черт, какой я кретин!”

С этой мыслью он сел в автобус, очень вовремя сел — дверисразу закрылись. Народу набилось в салон очень много, ехали, терлись друг одруга, как в бочке селедки, всем сильно мешал его огромный портфель. И сам онвсем чрезвычайно мешал. “Мужчина, с вашими габаритами ездить надо в такси!”“Или ходить пешком!”

Унизительно, если она это слышит!

Он испуганно оглянулся — она далеко.

Несколько минут он сомневался, стоит ли протискиваться кдевушке, будет ли это прилично и не пострадает ли его костюм: галстук его былуже на плече. На чужом. И по туфлям кто-то топтался.

Осознавая свою беспомощность, он страшно злился. В концеконцов решился и, протолкнувшись к ней, шепнул:

— Какая милая давка.

— На этом маршруте всегда такая, — шепнула она в ответ.

Он смутился:

— Простите.

— За что? — удивилась она.

— Я не сообразил пригласить вас ехать в такси.

Она была уверена, что его потеряла и теперь счастья скрытьне смогла.

— Ну что вы, зачем такси? — радостно рассмеявшись, сказалаона. — Мы приехали, выходим сейчас.

И начала быстро продвигаться к двери. Он, не зная, чтоделать с портфелем, который всем мешал и мешал, неловко двинул за ней.

Когда, наконец, кончился ад, и оба они оказались натротуаре, он с облегчением выдохнул:

— Уф-фф! Неужели я вышел оттуда живой!

Она озорно улыбнулась:

— А я каждый день подвергаю себя такому вот испытанию.

— Да-а, это невероятно тяжелый труд, ездить городскимтранспортом. Здесь и массаж, и тренажеры. А куда мы теперь?

— Туда, — она махнула рукой в сторону громадногочетырехэтажного здания, расположившегося в переплетении двух улиц.

Мужчина начал припоминать, что там располагалось в годы,когда он был задорным и юным. И припомнил, и удивился:

— Это же…

Она рассмеялась, заразительно, звонко:

— Да-да, это универмаг.

— Вы и универмаг? Вы что, и там работаете?

— Я там живу.

Шум терзаемого стартера не обманул. Продравшись сквозьгустую растительность, я действительно выползла на дорогу и возблагодарилаВсевышнего. На обочине стояла машина с открытым капотом, под капотом копошилсямужчина.

“Вот он, спаситель!” — подумала я и, решительно одернувостатки французских кружев, боевито поправила шевелюру.

Натянув на лицо прелестнейшую из богатого арсенала улыбок,звонким голосом двадцатилетней кокетки спросила:

— Поломка?

Из-под капота раздалось:

— Черт возьми, да! Поломка! И не одна!

— И я не одна, — воскликнула я и предложила: — Давайте другдругу поможем. Я машину вам починю, а вы нас с подругой до города довезете.

— Машину почините? Разве вы разбираетесь в этом? — сзадумчивым безразличием был мне послан ответ.

Задумчивость относилась к поломке, безразличие — явно комне.

Я презрительно хмыкнула:

— Хм, разбираюсь ли я?! Да я просто ас! Если клянетесь, чтоподбросите нас с подругой до города, то я моментально запущу ваш старый движок!И выйдите наконец из-под капота, сколько там можно торчать!