Ночные снайперы - Юлия Волкова

Николай Трофимович Барсуков редко беседовал с фигурантами по тому или иному уголовному делу. Это занятие давно уже было ему не по чину. И уж тем более не держал он на контроле те мелкие дела, с которыми могли справиться рядовые опера. Потому что оперов его управления контролировать не нужно было, так они работали. Те, кто зарекомендовал себя иначе, под его началом долго не задерживались. Опера, которыми руководил полковник Барсуков, внешне ничем от других своих коллег не отличались. Точно так же страдали от небольших зарплат, подрабатывали на стороне, были не прочь выпить в середине рабочего дня в компании своей оперативной агентуры и от приглашений мелких предпринимателей отпраздновать то или иное мероприятие на подведомственной территории никогда не отказывались. Тем не менее раскрываемость преступлений в этом районном управлении была выше, чем в других. По этой причине начальник главка на случай чрезвычайных происшествий в городе очень на полковника Барсукова надеялся.

Сейчас, когда по городу пронеслась волна нелепых, но весьма настораживающих преступлений, ведомство, где служил Николай Трофимович, должно сказать свое слово. Главное сейчас было не дать разгуляться паническим настроениям. Конечно, благодаря негласной просьбе руководителей силовых ведомств, информация об этих преступлениях не просочилась пока в средства массовой информации. Даже в самые непокорные и «независимые». Но слухи все равно ползли по городу, как змеи, сбежавшие из зоопарка. Разве можно скрыть от общественности, что на днях был измазан краской известный шоумейкер Бади Дерибасов? Ведь этот инцидент на глазах у широкой публики произошел, в том числе и иностранной публики. Хотя большинство так ничего и не поняло, особенно иностранцы, привычные к таким «номерам». Ну, упал шоумейкер, ну, испачкался у него костюмчик, он ведь улыбнулся, когда встал, как и положено. А закрытое совещание в главке? Они только по названию закрытые, ведь на нем простые участковые присутствовали. А разве можно требовать обстановки строжайшей секретности с таким контингентом? Кто-то рассказал жене, кто-то приятелям. Прошли те времена, когда перед глазами всех граждан висели плакаты на каждом углу: «Болтун — находка для шпиона». Да и начальство — не святое… Вот и стали у шефа Николая Трофимовича что ни день звонки телефонные раздаваться из самых высоких сфер. Дорожили, значит, там люди спокойствием родного города и своей репутацией. Доколе, дескать, нам спать беспокойно, по сторонам оглядываться в опаске, не испачкает ли нам кто-нибудь сейчас одеяние или в лоб красящей пулькой не закатает? Поторопитесь, товарищ генерал, ваш выход. А товарищ генерал, в свою очередь, начальников управления поторапливал. Давайте, товарищи начальники. Доколе… А особенно Барсукова тряс. Потому что, если уж честно, то он только на этого полковника и надеялся. И на его подчиненных. От других проку было чуть.

Николай Трофимович товарища генерала понимал. И о себе понимал: сам виноват, что работать плохо не умеет. С нерадивых работников какой спрос? А с него спрашивают. Поскольку кое-что в подчиненном ему управлении получается. И дальше будет получаться. Потому что только от хороших работников положительных результатов ждут. Но их-то, результатов, пока и не было.

Вот по этой-то причине Николай Трофимович самолично влез в дело «сумасшедшего пейнтболиста-киллера» с головой. Задвинув, к стыду своему, другие более важные дела. А что оставалось делать? Если начальство трясет, так все равно толковой работы не получится по прочим направлениям. Зато под это дело полковник несколько единиц оперсостава из главка выбил. И то хлеб.

Оперативники управления во главе с майором Мелешко, как говорится, землю рыли. Но все равно ни времени, ни рук, ни ног не хватало. Сам полковник Барсуков был вынужден работать с фигурантами. Сегодня, например, работал с Анатолием Косолаповым, пострадавшим от пейнтболиста слесарем-сантехником шестого разряда, насквозь проспиртованным мужичком с хитрым взглядом и жилистыми руками. Сантехник в разговоре с полковником держался с достоинством пролетария, отвечал на вопросы по некотором размышлении, хотя и не без пьяного многословия. «Посадить бы его в „трезвяк“, — с тоской думал Барсуков, — да ведь по трезвости он и вовсе говорить не сможет».

— Итак, давайте выясним одну вещь, Анатолий Анатольевич, — терпеливо говорил полковник. — Кто из ваших друзей-приятелей, мог так жестоко над вами подшутить? А может, соседи на вас зуб точат? Или недовольные клиенты?

— Товарищ полковник! — укоризненно восклицал Косолапов и бил себя в грудь. — Соседи мои меня уважа-а-ют. А уж тем, кому я там чего по должности своей… так это ж… ну-у. Я ж единственный слесарь на весь микр-р-район. Они мне всегда, здрасьте, мол, вам, Толяныч. Не зайдете ли, это, к нам на брудершафт… в смысле чаю, не желаете ли…

— Понятно, — помрачнел Барсуков. — Уважают. А вот у меня тут документы на столе лежат. Отражающие совсем иную картину. Жалобы на вас, Анатолий Анатольевич. Вот, например, гражданке Крупниной вы унитаз меняли. А после этого она соседей с нижнего этажа залила. Прямо скажем, не свежей водицей. Это как понимать?

— Как клевету, товарищ полковник! — снова восклицал Косолапов после задумчивой паузы. — Работаю я качественно. Она, может, ведро с водой уронила ненароком, когда пол мыла. Дык что же — Косолапов виноват?

— Да нет, Анатолий Анатольевич, — сказал полковник. — Комиссия установила — некачественная работа сантехника. Ну, ладно, оставим в покое ваши профессиональные качества. Вот у меня еще один документ имеется. Гражданин Еремеев, столяр вашего жилуправления, неделю назад обратился в районный отдел милиции с жалобой. Как вы думаете, на что он жалуется?

— Ерема? — морщил лоб сантехник. — Жалуется? В милицию? Он что — завернулся? Он ведь мне тогда, товарищ полковник, сам первый по ряшке прошелся. А я че? Я стоять, как конь статуированный, должен?

— Понятно, — кивал Барсуков, над челом которого уже ходили тучи. — А хочешь, гражданин Косолапов, я тебя на триста шестьдесят часов посажу? По совокупности — и за унитаз, и за избиение гражданина Еремеева. Ты думаешь, что тебе все с рук сойдет, потому что ты единственный сантехник в районе? Так я уже договорился с твоим начальством, что они двух новых сантехников на работу возьмут. Вместо тебя. А тебя уволят за несоответствие. И покатишься ты на все четыре стороны. И учти — я тебе не участковый. Я полковник УВД! Слово свое держу!

Тут с Косолаповым произошла некоторая метаморфоза. Сначала он застыл в той позе, в которой находился, когда полковник произносил свой грозный монолог. Даже глаза его застекленели как у «коня статуированного». Барсуков всерьез испугался, не случился ли со слесарем-сантехником какой-нибудь горячечный припадок. Через некоторое время Косолапов ожил, и взгляд его приобрел вполне осмысленное выражение. Трезвое выражение, прямо скажем.

— Товарищ полковник! — воскликнул он, вполне отчетливо выговаривая слова. — Я ведь давно вину свою осознал. За что же меня на триста шестьдесят часов?

— Осознал? — угрожающе произнес Барсуков. — Тогда напряги свою память и вспомни, кто из твоих знакомых спортсменов-снайперов точит на тебя зуб. Сегодня они в тебя из игрушечного ружья выстрелили, завтра, возможно, из настоящего…