Неточка Незванова - Федор Достоевский

– Фальстаф! Фальстаф! – звала княжна, отворив дверь иприветливо заманивая Фальстафа к нам на лестницу.

В это время Фальстаф, почуяв, что дверь отворяют, ужеприготовился скакнуть за свой Рубикон. Но призыв княжны показался ему такневозможным, что он некоторое время решительно отказывался верить ушам своим.Он был лукав, как кошка, и чтоб не показать вида, что заметил оплошностьотворявшего дверь, подошел к окну, положил на подоконник свои могучие лапы и началрассматривать противоположное здание, – словом, вел себя как совершеннопосторонний человек, который шел прогуливаться и остановился на минутуполюбоваться прекрасной архитектурой соседнего здания. Между тем в сладостноможидании билось и нежилось его сердце. Каково же было его изумление, радость,исступление радости, когда дверь отворили перед ним всю настежь и, мало того,еще звали, приглашали, умоляли его вступить наверх и немедленно удовлетворитьсвое справедливое мщение! Он, взвизгнув от радости, оскалил зубы и, страшный,победоносный, бросился наверх как стрела.

Напор его был так силен, что встретившийся на его дорогестул, задетый им на лету, отскочил на сажень и перевернулся на месте. Фальстафлетел как ядро, вырвавшееся из пушки. Мадам Леотар вскрикнула от ужаса, ноФальстаф уж домчался до заветной двери, ударился в нее обеими лапами, однако жне отворил ее и завыл как погибший. В ответ ему раздался страшный крикпрестарелой девы. Но уже со всех сторон бежали целые легионы врагов, целый домпереселился наверх, и Фальстаф, свирепый Фальстаф, с намордником, ловконаброшенным на его пасть, спутанный по всем четырем ногам, бесславно воротилсяс поля битвы, влекомый вниз на аркане.

Послан был посол за княгиней.

В этот раз княгиня не расположена была прощать и миловать;но кого наказывать? Она догадалась с первого раза, мигом; ее глаза упали наКатю… Так и есть: Катя стоит бледная, дрожа от страха. Она только теперьдогадалась, бедненькая, о последствиях своей шалости. Подозрение могло упастьна слуг, на невинных, и Катя уже готова была сказать всю правду.

– Ты виновата? – строго спросила княгиня.

Я видела смертельную бледность Кати и, ступив вперед,твердым голосом произнесла:

– Я пустила Фальстафа… нечаянно, – прибавила я, потому чтовся моя храбрость исчезла перед грозным взглядом княгини.

– Мадам Леотар, накажите примерно! – сказала княгиня и вышлаиз комнаты.

Я взглянула на Катю: она стояла как ошеломленная; руки ееповисли по бокам; побледневшее личико глядело в землю. Единственное наказание,употреблявшееся для детей князя, было заключение в пустую комнату. Просидеть впустой комнате часа два – ничего. Но когда ребенка сажали насильно, против еговоли, и объявляли, что он лишен свободы, то наказание было довольнозначительно. Обыкновенно сажали Катю или брата ее на два часа. Меня посадили начетыре, взяв в соображение всю чудовищность моего преступления. Изнывая отрадости, вступила я в свою темницу. Я думала о княжне. Я знала, что победила.Но вместо четырех часов я просидела до четырех утра. Вот как это случилось.

Через два часа после моего заключения мадам Леотар узнала,что приехала ее дочь из Москвы, вдруг заболела и желает ее видеть. Мадам Леотаруехала, позабыв обо мне. Девушка, ходившая за нами, вероятно, предположила, чтоя уже выпущена. Катя была отозвана вниз и принуждена была просидеть у матери доодиннадцати часов вечера. Воротясь, она чрезвычайно изумилась, что меня нет напостели. Девушка раздела ее, уложила, но княжна имела свои причины не спрашиватьобо мне. Она легла, поджидая меня, зная наверно, что я арестована на четыречаса, и полагая, что меня приведет наша няня. Но Настя забыла про менясовершенно, тем более что я раздевалась всегда сама. Таким образом, я осталасьночевать под арестом.

В четыре часа ночи услышала я, что стучат и ломятся в моюкомнату. Я спала, улегшись кое-как на полу, проснулась и закричала от страха,но тотчас же отличила голос Кати, который раздавался громче всех, потом голосмадам Леотар, потом испуганной Насти, потом ключницы. Наконец отворили дверь, имадам Леотар обняла меня со слезами на глазах, прося простить ее за то, что онаобо мне позабыла. Я бросилась к ней на шею, вся в слезах. Я продрогла отхолода, и все кости болели у меня от лежанья на голом полу. Я искала глазамиКатю, но она побежала в нашу спальню, прыгнула в постель, и когда я вошла, онауже спала или притворялась спящею. Поджидая меня с вечера, она невзначайзаснула и проспала до четырех часов утра. Когда же проснулась, подняла шум,целый содом, разбудила воротившуюся мадам Леотар, няню, всех девушек иосвободила меня.

Наутро все в доме узнали о моем приключении; даже княгинясказала, что со мной поступили слишком строго. Что же касается до князя, то вэтот день я его видела, в первый раз в жизни, рассерженным. Он вошел наверх вдесять часов утра в сильном волнении.

– Помилуйте, – начал он к мадам Леотар, – что вы делаете?Как вы поступили с бедным ребенком? Это варварство, чистое варварство,скифство! Больной, слабый ребенок, такая мечтательная, пугливая девочка,фантазерка, и посадить ее в темную комнату, на целую ночь! Но это значит губитьее! Разве вы не знаете ее истории? Это варварство, это бесчеловечно, я вамговорю, сударыня! И как можно такое наказание? кто изобрел, кто мог изобрестьтакое наказание?

Бедная мадам Леотар, со слезами на глазах, в смущении началаобъяснять ему все дело, сказала, что она забыла обо мне, что к ней приехаладочь, но что наказание само в себе хорошее, если продолжается недолго, и чтодаже Жан-Жак Руссо говорит нечто подобное.

– Жан-Жак Руссо, сударыня! Но Жан-Жак не мог говорить этого.Жан-Жак не авторитет. Жан-Жак Руссо не смел говорить о воспитании, не имелправа на то. Жан-Жак Руссо отказался от собственных детей, сударыня! Жан-Жакдурной человек, сударыня!

– Жан-Жак Руссо! Жан-Жак дурной человек! Князь! Князь! чтовы говорите.

И мадам Леотар вся вспыхнула.

Мадам Леотар была чудесная женщина и прежде всего не любилаобижаться; но затронуть кого-нибудь из любимцев ее, потревожить классическуютень Корнеля, Расина, оскорбить Вольтера, назвать Жан-Жака Руссо дурнымчеловеком, назвать его варваром, – боже мой! Слезы выступили из глаз мадамЛеотар; старушка дрожала от волнения.

– Вы забываетесь, князь! – проговорила она наконец вне себяот волнения.

Князь тотчас же спохватился и попросил прощения, потомподошел ко мне, поцеловал меня с глубоким чувством, перекрестил и вышел изкомнаты.

– Pauvre рrince![5] – сказала мадам Леотар,расчувствовавшись в свою очередь. Потом мы сели за классный стол.

Но княжна училась очень рассеянно. Перед тем как идти кобеду, она подошла ко мне, вся разгоревшись, со смехом на губах, остановиласьпротив меня, схватила меня за плечи и сказала торопливо, как будто чего-тостыдясь: