Волшебники - Лев Гроссман

О его мотивах мы можем только догадываться, — тяжело вздохнул Фогг. — Мы для этих существ как силуэты пловцов, движущихся по поверхности их мира; пловцы иногда ныряют, но глубина их погружения всегда незначительна. Как правило, они не обращают на нас внимания, но сегодня, к несчастью, заклинание профессора Марча привлекло чем-то Врага. Какая-то ошибка или помеха позволила Врагу проникнуть в наш мир.

Квентин внутренне содрогнулся, но виду не показал. Это из-за него все вышло.

— Враг поднялся наверх витками, — продолжал Фогг, — как глубоководная акула к пловцу. Истинные его мотивы недоступны воображению, но похоже, что он действительно искал что-то или кого-то. Не знаю, нашел ли он то, что искал — возможно, мы никогда этого не узнаем.

Обычно Фогг излучал уверенность, слегка смягченную природным комизмом, но сейчас определенно выглядел сбитым с толку.

— С инцидентом, о котором я говорю, покончено, — объявил он, потеребив галстук. — Студенты, ставшие его непосредственными свидетелями, пройдут осмотр, как медицинский, так и магический, и будут очищены в том случае, если Враг как-то коснулся их. Все завтрашние занятия отменяются.

С этими словами он повернулся и вышел, хотя все ждали какого-то продолжения.

Но все это было потом. Пока что Квентин лежал на полу и чувствовал себя просто великолепно. Худшее позади. Он совершил страшную ошибку, но теперь все опять хорошо. Век бы так лежать и смотреть на сиденье стула, корявое и шершавое снизу — прекрасное, очаровательное сиденье. Это даже здорово, пережить такую опасность, чтобы потом всем рассказывать. По-своему он герой. Первое, что надо сделать, — потрогать теплую лодыжку Элис рядом со своей головой. Спасибо судьбе за то, что он снова ее увидит.

Он не знал еще, что Аманда Орлов мертва: Враг ее съел живьем.

Остаток третьего курса прошел в атмосфере полувоенной бдительности. Колледж заперли как физически, так и магически. Преподаватели обходили его границы, обновляя и укрепляя защитные чары. Пухлые щечки профессора Сандерленд порозовели после целого дня на холоде и прокладывания полос из разноцветного порошка на снегу. Позади нее шла профессор Ван дер Веге в качестве контролера, впереди — целый отряд студентов, расчищавших ее тропу от валежника: процесс не должен был прерываться ни на минуту.

Аудиторию очистили быстро: позвенели колокольчиками, покурили полынью в углах — и готово, но модернизация ограждающих чар отняла не меньше недели. Все они, по слухам, пристегивались к огромному чугунному идолу: он стоял в тайной комнате в географическом центре кампуса, и никто его ни разу не видел. Профессор Марч, с лица которого не сходило озабоченное и загнанное выражение, шастал по многочисленным погребам, подвалам и катакомбам, проверяя с упорством маньяка фундаментальные чары, предохраняющие от нападения снизу. Преподаватели развели свой костер, мало похожий на тот, что устроили на равноденствие третьекурсники. Высушенные, ровные как шпалы кедровые поленья сложили во что-то вроде китайской головоломки, которую профессор Хеклер весь день подправлял. Когда он наконец поджег эту фигуру скрученной бумажкой с загадочным русским текстом, костер вспыхнул, как магний. Студентам дали указание не смотреть на него в упор.

Наблюдать, как реальная магия применяется против реальной угрозы, было полезно, но малоприятно. Тишина, стоящая в столовой во время обеда, дышала бессильным гневом и новой разновидностью страха. Один первокурсник ночью собрал свои вещи и вернулся домой. Те самые девочки, которые еще недавно старались не садиться за стол рядом с Амандой Орлов, теперь собирались по трое-четверо на каменном ободе одного из фонтанов, плакали и тряслись. Состоялись еще две драки. Профессор Марч, закончив проверку фундаментов, ушел в академический отпуск, и знающие люди — то есть Элиот — очень сомневались, что он когда-нибудь вернется к преподаванию.

Временами Квентину тоже хотелось сбежать. Он думал, что его ждут репрессии за ту штуку с подиумом, но об этом, как ни странно, даже не поминали. Лучше бы помянули, тогда бы он хоть понял, в чем дело: либо он совершил идеальное преступление, либо оно так ужасно, что никто не смеет обвинить его прямо в глаза. Он точно в капкан попал. Горевать об Аманде? Но ведь он, можно сказать, ее и убил. Покаяться? Но у него не хватит духу признаться никому, даже Элис. Он носил свою позорную тайну в себе, рискуя, что она загноится и перейдет в сепсис.

Он думал, что покончил с чем-то подобным в тот самый день, когда зашел в заброшенный бруклинский садик. В Филлори такого никогда не случалось: там присутствовали конфликты и даже насилие, но все решалось в героическом, благородном ключе, и пожертвовавший собой персонаж всегда оживал в конце книги. В мире его мечты образовалась прореха, и страх пополам с тоской лились в нее, как грязная ледяная вода сквозь пробоину в дамбе. Брекбиллс вместо тайного сада смахивал больше на укрепленный военный лагерь. Это не сказка, где добро побеждает автоматически; это все тот же реальный мир, где несчастья случаются без всякой причины и люди расплачиваются за неумышленные поступки.

Через неделю после смерти Аманды приехали за вещами ее родители. Никаких церемоний, по их просьбе, вокруг этого не устраивали, но Квентин случайно оказался поблизости, когда они прощались с деканом. Все имущество Аманды уместилось в один кофр и до слез маленькую тканую сумочку.

Сердце Квентина при виде их пропустило один удар. Сейчас они поймут, что это я во всем виноват, думал он; ему казалось, что вина покрывает его целиком, как липкая пленка. Но мистер и миссис Орлов не обратили на него никакого внимания. Их можно было принять не за супругов, а за брата с сестрой: оба шести футов ростом, плечистые, с сальными волосами — у него прическа гладкая, у нее попышнее. Двигались они, как в тумане, под руку с Фоггом; до Квентина не сразу дошло, что они околдованы и никогда не поймут, где, собственно, училась их дочь.

В августе физики рано вернулись с каникул и неделю до начала занятий прожили в Коттедже, играя в пул и понемножку распивая старый, густой, крайне противный портвейн, графин с которым Элиот откопал в кухонном шкафу. Поведение их, несмотря на это, оставалось трезвым и чинным. Вот уже и четвертый курс, думал Квентин, — просто не верится.

— Надо поучаствовать в турнире по вельтерсу, — сказала однажды Дженет.

— Не надо, — возразил Элиот. Он валялся на старой кожаной оттоманке в библиотеке, прикрыв лицо согнутой в локте рукой. Физики ничего не делали целый день и сильно замаялись.

— Надо, Элиот, надо. — Дженет ткнула его пяткой в ребра. — Мне Бигби сказал. Все участвуют, просто официально не объявляли пока.

— О черт, — хором сказали Элиот, Элис, Квентин и Джош.

— Обращено к организатору, — добавила Элис.

— Зачем? — простонал Джош. — Зачем они делают это с нами, о господи?

— Для поднятия духа, — объяснила Дженет. — Фогг полагает, что нам это необходимо после прошлого года. Вельтерс способствует нормализации школьной жизни.