Самый счастливый развод - Пиппа Роско

Одир не мог ответить на этот вопрос, даже если бы захотел.

— Несмотря на все, что я от тебя видела: оскорбления, шантаж, обман, — продолжала Элоиза, — любовь к тебе живет в моем сердце. Я все еще люблю тебя.

Ее слова, словно таран, разбивали стены, которые Одир тщательно возводил вокруг своего сердца, чтобы защитить себя.

— Любовь — это слабость, Элоиза! — рявкнул он, словно мог убедить ее в этом. — Любовь разрушает. Посмотри на свою мать. Женщина, которая ставит наркотическое забытье выше счастья своей дочери! И это любовь? А мой отец! Вспомни его. Из-за своей любви принес лишь разрушение своей стране. Я не стану таким правителем, как он. Любовь никогда не будет частью моей жизни!

Одир понимал, что кричит, потеряв самообладание, сохранять которое так отчаянно пытался все последние часы.

— Ты не понимаешь, что уже несколько лет отчасти правил Фаррехедом, защищая свой народ. За эти годы ты сделал для страны больше, чем твой отец за все его тридцатилетнее царствование. Ты сумел погасить разгорающийся мятеж, ты противостоял неосмотрительным решениям отца, ты разработал на годы вперед социальные программы для защиты обездоленных и отчаявшихся людей.

Элоиза дышала сейчас так же неровно, как и Одир, но в ее словах чувствовалась сила. Казалось, жена выкрикивает боевой клич, и оставалось только догадываться, за что она собирается сражаться.

— В тебе живет любовь к своему народу. И даже если ты не веришь в мощь этой любви, твои подданные любят тебя. И я тоже.

Одир знал, что он и Элоиза стоят в этот момент на грани чего-то очень важного. Он потянулся к ней, но она уклонилась от его рук.

— Ты сказала «да», — тихо произнес Одир. — Ты обещала, что вернешься, будешь рядом со мной. Ты не можешь взять свое слово назад, не можешь уйти сейчас.

Ее взгляд, в котором читались печаль и жалость, поразил Одира в самое сердце. До чего это не похоже на то, как Элоиза смотрела на него прошлым вечером — словно верила, что он может достать для нее луну с неба, защитить от всех ее демонов. Но теперь она глядела на него так, словно он сам был демоном.

— Я тебе не нужна, и в глубине души, думаю, ты это знаешь.

Неправда! Его ум отказывался это признавать. Сердце в груди билось так громко, что, казалось, Элоиза может услышать этот стук.

— Все эти разговоры о любви — не что иное, как отговорки. Оправдания твоего очередного побега.

Она покачала головой в яростном отрицании.

— Это не так. Я не убегаю. Я стою и сражаюсь. Но если ты не любишь меня, я не вернусь к тебе — невзирая на твои угрозы или посулы.

— Ты хочешь невозможного. — Одир рубанул ладонью воздух. — Я даже не уверен, что способен любить.

Только сейчас он впервые понял, что лгал себе. Элоиза права. Он мог бы управлять страной без нее. Он делал это в течение последних шести месяцев. Ему не нужно было, чтобы жена стояла рядом с ним на пресс-конференции или сидела рядом на троне. Он и без нее может стать хорошим монархом, потому что любит своих подданных. И Элоиза права, утверждая, что эта любовь сделала его сильным.

Он убеждал себя, что он нуждается в Элоизе. Но если быть честным с самим с собой, то надо признать, что потребность в ней не имеет никакого отношения к его правлению или к Фаррехеду. Одир хотел, чтобы жена вернулась, лишь потому, что так и не смог выбросить ее из головы, не сумел забыть женщину, которая когда-то завоевала его сердце своим смехом.

Ею во многом руководила любовь: и когда Элоиза вышла за него замуж, чтобы защитить свою мать, и когда была готова отказаться от богатства, чтобы спасти подругу. За несколько последних месяцев она очень изменилась, стала независимой, в ее душе словно загорелся яркий огонь. Но Одир почти погасил его. Элоиза снова спряталась за привычной маской, и это причинило шейху боль больше, чем он мог себе представить.

Потому что он, кажется, любит ее.

Ему всем своим существом хотелось любить и защищать эту невероятную женщину.

Он любит ее!

Но он — король, а значит, не может предложить Элоизе ту жизнь и ту любовь, которые она заслуживает. Она не станет постоянно носить ту маску, что надела сейчас, изображая королеву для окружающих. Жить, повинуясь лишь чувству долга, не для нее. Одир не мог, да и не хотел, чтобы она всю жизнь жертвовала собой во имя страны, которая даже не является ее родиной. Он знал, насколько тяжелы узы этих цепей, и единственное, что ему удалось сделать за эту ночь — опутать ими и Элоизу.

Поэтому он решил дать жене то единственное, что мог. Он подарит ей свободу. Пусть даже она возненавидит его за это.

— Убирайся прочь! — приказал он, неосознанно повторив слова, которые бросил Элоизе шесть месяцев назад. — Уходи!

Он закрыл глаза при виде боли, которой наполнился взгляд жены.

— Ты права, — покачал головой Одир. — Ты мне не нужна. Мне никто не нужен. Наш брак будет аннулирован. Нас разведут — что бы для этого ни потребовалось. Я смогу жениться на женщине, которая понимает, что такое быть королевой. На той, которая сможет принести Фаррехеду что-то другое вместо эгоистических требований любви.

Одир ненавидел себя все больше и больше. Каждое его слово, казалось, падало каплей яда. Каждое слово предназначалось для того, чтобы заставить Элоизу уйти. Каждое слово было проявлением любви Одира к этой женщине, попыткой защитить ее от жизни, которая, несомненно, ее уничтожит.

Элоиза побледнела, ее глаза сверкали в тусклом освещении комнаты. Но на лице ее по-прежнему была написана решительность.

Одир был не в силах услышать, как хотя бы еще одно слово сорвется с ее прекрасных уст. Ему казалось, он этого не переживет.

— Убирайся! — взревел он.

2 августа, 07.00–08.00, посольство Фаррехеда

Кровь стучала в висках, дрожь сотрясала тело. Одир был один. Элоиза ушла. Он не помнил, как она уходила. Наверное, выскользнула, когда он закрыл глаза.

В дверь постучали, и Одир подумал, что не хочет никого видеть. Не сейчас. Он никогда прежде не испытывал таких сильных мучений. Если это и есть любовь, тогда он был прав, так долго стараясь этого избегать. Казалось, кто-то только что со всей силы ударил его в живот, отчего перехватило дыхание, а боль охватила все тело.

Стук раздался снова, и, не дождавшись разрешения войти, в комнату ворвался Джархан.

— Где Элоиза? — спросил он.

Одир чуть не рассмеялся. Последний раз брат позволял себе говорить с ним в таком тоне, еще когда они оба были подростками.

— Ушла.

Это одно простое слово наконец точно описало то, что случилось. То, что он натворил.

— Ушла? — переспросил Джархан.

— Да.

— Это все, что ты можешь сказать? Что, черт возьми, произошло? — воскликнул Джархан, обведя взглядом комнату.