Самый счастливый развод - Пиппа Роско

Мысли теснились в голове, боль, до этого сжимавшая сердце, теперь сдавила голову.

«Я сказала Одиру, что люблю его, а он оттолкнул меня! — горько подумала Элоиза, потерла виски и громко застонала от боли. — Он сказал, что хочет жениться на другой!»

Элоиза попыталась представить Одира, стоящего рядом с новой невестой, обещающего ее почитать, защищать и… любить. Этот образ чуть не убил ее. Но что-то в этой картинке не складывалось.

Она знала традиции и обычаи Фаррехеда. Его народ вряд ли с легкостью примет второй брак своего правителя. И она знала Одира. Он не рискнул бы будоражить общественное мнение, особенно вскоре после смерти отца. Каждое его действие в течение последних двенадцати часов было направлено на обеспечение безопасного будущего своей страны. Так зачем ему рисковать этим? Зачем сейчас так поступать?

Одир не сказал, что не любит ее, лишь заявил, что не способен любить. И Элоиза знала, почему он так думает — это последствия душевной травмы, причиненной смертью его матери и ужасной скорбью отца.

Но Элоиза видела, что Одир способен на любовь. Это сквозило в каждом его действии на благо Фаррехеда. Любовь буквально исходила от Одира, когда он обнял Джархана, встретив того в посольстве. И она читала любовь в глазах мужа, когда тот говорил ей, что она великолепна.

А вдруг он отпустил ее, чтобы защитить? Вдруг этот гордый, иногда высокомерный, но всегда сильный человек позволил ей уйти ради нее самой?

«Снова убегаешь?» — эти слова Одира, сказанные на балконе небоскреба Херон-Тауэр всего несколько часов назад, эхом прозвучали в ее голове.

Возможно, прежде Элоиза и пыталась от него скрыться. Но на этот раз, вместо того, чтобы испугаться и опять пуститься в бега, она решила остаться и сражаться за свою любовь.

Элоиза помчалась обратно по коридорам, которые прежде были полны людей, а теперь казались странно пустыми. Она распахнула дверь в королевские апартаменты, но и там стояла тишина.

Элоиза почти бегом спустилась по красивой винтовой лестнице, повернула за угол и…

Сорок человек смотрели на нее. В центре этой толпы стояли Джархан и Одир, занятые разговором. Звук неровного дыхания Элоизы привлек их внимание, братья резко замолчали, как и все остальные.

Элоиза успела увидеть изумление на лице Одира перед тем, как оно снова стало непроницаемым.

Она сделала несколько шагов вперед, почти не обращая внимания на то, что все присутствующие снова заговорили друг с другом.

Джархан подошел к Элоизе, обнял ее и прошептал ей на ухо:

— Учти, у тебя в распоряжении всего три минуты.

А затем принц скрылся в толпе.

Элоиза ожидала, что люди будут расступаться перед своей королевой, но ошиблась. Она начала с трудом пробиваться сквозь плотное кольцо людей, окруживших своего нового короля стеной. Заметив жену, Одир направился к ней. На его лице было написано мрачное раздражение.

— Элоиза, что за…

— Нет, — перебила она мужа, когда тот подошел и встал перед ней. — Не говори ничего. Сейчас ты не должен отдавать мне приказы или требовать, чтобы я ушла прочь. Сейчас мое время. Мне пора высказаться.

Он сжал губы, настороженно глядя ей в глаза.

«Кажется, Одир потрясен этой новой Элоизой, — подумала она. — Что ж, пусть привыкает».

— Все это время я исполняла требования других людей — делала то, о чем меня просили, или то, чего от меня ждали. Но я ничего не делала для себя. До вчерашнего вечера. Пока не захотела услышать от тебя, что меня любишь. Ты прав, Одир. Я постоянно убегала. Убегала от всех: от тебя, от моего отца, от мамы. Я шесть месяцев провела, скрываясь от вас. А когда я пришла сразиться с тобой за то, что мне было нужно, за тебя, я наткнулась на первое препятствие. Я мечтала, чтобы ты сказал мне, что любишь меня. Хотела, чтобы ты доказал мне свою любовь. Но ведь я никогда не пыталась доказать, что люблю тебя.

Глаза Одира расширились, и Элоиза поняла, что выбрала верные слова. Это дало ей силы продолжать.

— Никто никогда не показывал тебе, что ты достоин любви и доверия — ни твоя семья, ни твой отец, ни даже твой брат. Но я готова доверять тебе и любить тебя. Я знаю, что ты любишь меня. Я знаю, потому что ты никогда бы не пожертвовал своим предстоящим правлением ради меня, если бы не любил.

Одир схватил жену за руку, притянул к себе и тихим, неожиданно охрипшим голосом сказал:

— Да, я люблю тебя, черт возьми! Вот почему я отпустил тебя. У меня бы не поднялась рука обречь тебя на такую жизнь. Жизнь, в которой мне нужно будет приносить жертвы, где ты всегда будешь в центре внимания прессы и общества. Нам пришлось бы постоянно сталкиваться с политическими интригами недоброжелателей. Я бы не стал навязывать это кому-либо, особенно тебе. Тобой всегда так ужасно манипулировали те, кто должен был безоговорочно тебя любить, и я не уподоблюсь этим людям. Я бы ни за что не смог попросить тебя разделить со мной такую судьбу.

В глазах Одира плескалась безнадежность и такая сильная боль, какой Элоиза прежде в них не видела. Но эта боль была доказательством искренности его слов, подтверждала, что они идут от самого сердца. И ее сердце тоже отозвалось болью.

— Я хочу принести эту жертву ради мужчины, которого люблю. Потому что ты сделал меня достаточно сильной, чтобы вынести все испытания, которые нам предстоят. Я хочу этого. Я выбираю это. Я выбираю тебя. Я всегда буду поддерживать и любить тебя, а ты будешь любить меня. Все, что тебе нужно сделать, — это сказать «да».

За спиной Элоизы раздался чей-то голос:

— Мы начинаем через пять секунд…

— Просто скажи «да», Одир! — взмолилась Элоиза.

— Четыре…

— Это так же просто, как сделать вдох.

— Три… — продолжал кто-то обратный отсчет.

Одир протянул руку и стер пальцем слезу, выступившую в уголке глаза Элоизы.

— Два…

Двери, выходящие на парадное крыльцо посольства, распахнулись. Там на ступенях ожидали приглашения журналисты из разных стран. Со всех сторон тут же засверкали вспышки фотоаппаратов.

— Да.

— Дамы и господа! Шейх Одир Фарух аль-Аркин из Фаррехеда и его жена сделают сейчас заявление…

Три года спустя, посольство Фаррехеда

Шейх Фаррехеда и его жена пытались угнаться за хихикающим двухлетним малышом, решительно топающим по роскошным залам посольства.

— Наш ребенок унаследовал твою своенравность, женушка, — шутливо заметил Одир.

— И твое упрямство, муженек, — ответила Элоиза с улыбкой, слегка запыхавшись. — Я устала, Одир, — добавила она, остановилась и оперлась рукой о прохладную стену.

Оглянувшись на мужа, Элоиза положила другую руку на свой живот, уже выдававший семимесячную беременность.