Его тайная одержимость - Алиса Лиман

Ух, какая злючка. Мне нравится. Будто ревнует.

— Она ее уже в полной мере познала, — поглаживаю подрагивающую ладонь большим пальцем. — Да и кто говорит о бесполезных подарках? Я слышал, тебе нужен халат.

— Только халат? — строго спрашивает малышка, веселя меня своим грозным видом.

— Допустим, — киваю я.

Хмурится. Не хочет соглашаться, хотя мы оба понимаем, что я могу исполнить задуманное даже без ее на то согласия.

— Ну же, позволь мне удовлетворить свое мужское эго перед твоим мужем, — использую дополнительный козырь. — Я ведь только из-за тебя промолчал за столом, тогда как планировал вышвырнуть его из своего дома. К тому же этот мерзавец почему-то оставил свою жену без подарка. Почему, Сонь?

Чувствую, как ее пальчики в моей ладони напрягаются.

— Почему, Соня? — требую я, стараясь не превышать морально допустимых децибел в присутствии спящего человека, однако голос рокочет по машине. — Почему ты все еще не развелась с этим уродом? Я ведь тебя еще на свадьбе от него спасал…

— Молчи-те, — шипит она, выдергивая все же свои руки из моих.

Воровато оглядывается. И отворачивается к окну.

Вцепляюсь двумя руками в руль, и слышу, как кожаная оплетка скрипит под пальцами. Не сдается. И не сдастся же просто так, упрямица! Мне нужен куда более серьезный козырь, чтобы заполучить ее.

Паркуюсь у ЦУМа, как раз когда отец подает голос с заднего сиденья:

— О, так мы уже и приехали, — бормочет он. — Сонюшка, видела кремль?

— Да, пап, красиво очень, — бормочет, даже толком не поворачивая головы, потому что кремль ей виден только из моего окна. — Пойдем гулять?

— Ну, пойдем, — выдыхает Федор Михалыч. — А наши потом и подоспеют.

Выхожу из машины, чтобы помочь Соне выбраться, но упрямая девчонка, как всегда спешит выпрыгнуть из высокого внедорожника, не дожидаясь моей помощи.

Бросает на меня недовольный взгляд, и протягивает руку отцу.

— Холодновато сегодня, — ворчит отец, оглядывая Соню. — Говорил ведь, куртку потеплее взять!

— Я ж в ней в огород хожу, — утыкаясь в плечо отца, бормочет Соня, очевидно желая, чтобы я не услышал.

— Надо было хоть у Галки попросить чего потеплее, — продолжает отец, явно раздумывая, как бы поступить, чтобы его дочка не замерзла.

— Федор Михалыч, если вы не против, я сейчас же исправлю это недоразумение, — усмехаюсь, кивая на ЦУМ. — Наши барыни ведь все равно хотели по магазинам пройтись, почему бы с этого не начать?

— Да не нужно мне ничего, — фыркает Соня, пытаясь одернуть отца в сторону кремля.

Но старик как непоколебимая скала. Смотрит на меня долгим взглядом. И молчит.

— Пап, пойдем, — не отстает упрямая малышка, продолжая нашептывать молчаливому родителю: — Тут же наверно все очень дорого.

— О ценах не беспокойтесь, — тут же добавляю, наконец понимая, почему старик замешкался. — Это я беру на себя.

— Подарки? — коротко спрашивает он, едва заметно щурясь.

Киваю:

— В благодарность за прекрасный завтрак, — улыбаюсь я.

Отец переводит взгляд на Соню, очевидно оценивая, каковы у нее шансы не замерзнуть, если останется в таком виде.

— Значит, решил Генку осадить? — вдруг выдает он.

— Папа!

— В том числе, — решаю не отпираться, так как старик вполне мог слышать обрывки нашего разговора в машине. — Как бы то ни было, я из лучших побуждений.

— Охотно верю, — кивает он, отцепляя от себя дочку. — Не покупай слишком дорогое, чтобы и эту девицу не избаловать.

Он передает мне Сонину замерзшую ладошку, и, сложив свои руки за спиной, удаляется прогулочным шагом в направлении кремля.

Соня глядит ему вслед растерянным взглядом, и наконец поднимает на меня свои замёрзшие, слезящиеся от ледяного ветра глаза. Сжимаю ее пальчики теснее в своих ладонях.

Ощущение, словно мы у алтаря стоим, — приятное.

— Значит, чтобы ты беспрекословно стала моей, необходимо, чтобы твой отец лично мне тебя передал из рук в руки? — ухмыляюсь я.

— Этого никогда не произойдет! — отрезает.

— Уже произошло, — приподнимаю брови, сжимая ее замерзшие пальчики в своих ладонях. — Вот прямо сейчас!

— Речь только о магазине! У меня топографический кретинизм, вот он и отдал тебе мою руку, чтобы я не потерялась там!

— Перестань, Сонь, — прошу уже в который раз. — Перестань решать за других. Престань заботиться о других больше, чем о себе.

— Да я только о себе может и думаю! — взрывается она, выдергивая свои руки из моих.

Разворачивается и направляется в ту сторону, куда удалился ее отец. Ловлю тонкое запястье, и увлекаю за собой в обратном направлении:

— О себе она думает, конечно, — фыркаю.

— Мне ничего от вас не нужно, Роман Валерьевич!

— Себя не жалко, так хоть малыша не морозь!

Входим в просторный холл торгового центра, и я чувствую, как Соня выдыхает, очевидно, сумев расслабиться, когда удалось спрятаться от пронизывающего до костей ветра.

Не сбавляя шага, направляюсь к бутику Прада. Надеюсь, Соня не знакома с этим брендом, иначе же непременно закогтится еще на входе. Но судя по тому, что мы проходим мимо стеклянных витрин, и я не чувствую особого сопротивления, ей огромная вывеска ни о чем не говорит.

Удивительная.

Галя бы начала пищать от счастья еще у дверей, а эта — мало того, что не знает, так если узнает — того и гляди сбежит.

Надо бы уберечь ее от созерцания ценников, иначе придется ей попросту свое пальто отдавать, лишь бы моя упрямица не замерзла.

— Выбирай! — велю я, останавливаясь посреди зала. — На что глаз ляжет, то и берем. Чтобы отец долго не ждал.

Слышу, сдавленный смешок, и удивленно оборачиваюсь:

— Чего?

— Магазин кажется таким расфуфыренным, а куртки такие же, как у нас на рынке, — Соня указывает на одну из вешалок.

— Не нравится?

— Почему же? — пожимает плечами. — Вот тот пуховик вроде ничего. У меня был такой пару лет назад.

Пытаюсь сдержать смех, но это плохо выходит. И я буквально захожусь хохотом, как раз когда к нам подходит менеджер:

— Может вам что-то подсказать?

— Да, пожалуйста, — пытаюсь угомонить приступ неуместного веселья. — Подскажите, почему у вас ассортимент как на блошином рынке?

Получаю ощутимый тычок в бок от Сони, и понимаю, что пора закругляться с шутками. Она покраснела до корней волос.