Божья девушка по вызову - Карла ван Рэй

ПРОЛЕТЕЛИ первые шесть месяцев монастырской жизни, наполненные восторгом, страхом и весельем, и вскоре мы были готовы к следующему волнительному шагу: замене простых черных ряс и сеточек для волос на одежду послушниц, очень похожую на монашеское облачение.

Это произошло во время официальной церемонии, долженствующей впечатлить наши семьи осознанностью выбора их дочерей, решивших посвятить жизнь Богу и провести ее в Его доме.

Период кандидатства закончился 8 сентября 1957 года, в день непорочного зачатия Девы Марии. Пышная официальная церемония, знаменующая переход кандидаток в число послушниц, проходила в храме; на церемонии присутствовали наши семьи и друзья. Однако они не видели той жестокости, что царила за сценой, когда настало время обрезать нам волосы.

Мы, шесть невест Христа, торжественно проследовали по проходу к алтарю: пока наши волосы оставались нетронутыми и их покрывали те же вуали, что были на нас в детстве, на первом причастии. Мы шли, опустив головы, соединив кончики пальцев рук и держа их перед грудью. Мой псевдосвадебный долгополый наряд с длинными рукавами мать сшила из тонкого белого сатина с маленькими точками. Я казалась себе похожей на Марию Горетти или одну из святых, изображенных на картинках.

В часовне собрались родственники шести девушек, что медленно шли к святилищу по красному ковру. Присутствовало несколько старших школьниц, считавшихся вероятными будущими кандидатками. Среди гостей были мои родители и сестра.

Часовню наполнял аромат множества цветов, в основном белых: там были розы, гвоздики, лилии, гладиолусы, качимы и ландыши. Сейчас странно об этом говорить, но запах, который я так отчетливо вспоминаю, был в то время для меня утешением. Аромат цветов говорил мне, что все в порядке. Все было в порядке не из-за моей убежденности в правильности выбора пути угождения Богу, поскольку Бог не нуждается в подобных вещах, но потому, что я, по моим представлениям, делала то, что должна была делать. Придет время и для других свершений. У меня были друзья, на меня смотрели.

Мы повторили фразы, в которых отказывались от мира, просили о новом облачении и объявляли о своей готовности стать невестами Христа, Верными Спутницами Иисуса.

Когда мы встали перед епископом на колени, он задал каждой из нас ритуальные вопросы.

– Чего ты просишь, дитя?

– Отец мой, я прошу милости Божьей и дарования святого религиозного облачения, – отвечали мы.

– Ты просишь от всего сердца и по доброй воле?

– Да, отец мой, – наши слова достигали ушей всех посетителей церемонии.

– Я вручаю тебя Иисусу Христу, Сыну Вечного Отца, и обществу Верных Спутниц Иисуса. Да благословит тебя Господь твердостью, дитя.

Повенчав кандидаток так с Иисусом, епископ вложил в протянутые руки аккуратно свернутые монашеские одежды. Получив новое облачение, мы встали и, склонив головы, тихо вышли из храма.

Покинув храм, мы забыли о медлительности и помчались в комнату, которую шутливо окрестили залом для новобрачных. Иисусу в тот день досталось шесть новых невест. От волос надо было избавиться быстро, чтобы не заставлять гостей ждать; каждая невеста возвращалась в храм в белом чепце и вуали, одетая в черное одеяние свободного покроя.

Странное чувство испытала я, когда наставница срезала мне волосы, символ моей женственности. Женственность исчезает, когда вы принимаете обеты. Я могу быть невестой, но не женщиной.

О чем только думала мать Иммакулата? Когда она пыталась справиться с моими густыми, пышными волосами, ее нервные руки были еще более неловкими, чем обычно. Это продолжалось целую вечность! Тем временем в храме продолжалась сказка. Органная музыка создавала атмосферу умиротворенной святости, контрастируя с волнением, царившим за закрытыми дверьми. Кто-то с сильными руками и большими ножницами сменил выбившуюся из сил наставницу. Когда мои волосы начали падать на пол, что-то зашевелилось во мне, напомнив о том, что приснилось предыдущей ночью.

Мне снился Кит, мягкий, чувственный Кит, с черными вьющимися волосами и добрым, умным лицом. Не зная слов «половое сношение» и уж тем более не понимая их значения, я мечтала о том, как он войдет в меня. Во сне он каким-то образом оказывался в моем теле и достигал сердца. Это было реальное, живое физическое присутствие, и я чувствовала себя настолько хорошо, что хотела бы, чтобы так продолжалось вечно. Это и есть таинство брака, думала я, все еще пребывая во сне и испытывая восторг.

Проснувшись в темноте и понимая, что кто-то в спальне мог меня услышать, я подумала: можно ли после этого становиться монахиней? Но это был только сон.

Обрезание волос, сопровождаемое вздохами и ворчанием, продолжалось. В голову вдруг закралась мрачная мысль – ведь у меня никогда не будет детей. В течение последующих лет эта мысль возникала не раз, и когда я печально размышляла об этом, в душе моей будто что-то отмирало.

Наконец, сестры закончили, и мою колючую голову покрыли чепцом. Мы снова вышли в храм, облаченные в белые чепцы и тяжелые черные одеяния из саржи, чувствуя себя необычно и выглядя настолько отчужденно, что некоторые гости расплакались.

После этой прекрасной церемонии родители подошли к новоиспеченным послушницам с поздравлениями. Отец крепко обнял меня и расцеловал в губы, но мать быстро зашептала, чтобы он прекратил. Пока он еще не отнял губ, я открыла глаза и увидела взволнованное лицо матери. Она оглядывалась по сторонам – не заметил ли кто-нибудь эту сцену? В этот странный момент бессознательного заговора с отцом я ощутила, что все отчаянные тайные соглашения прошлого оплачены. Отец мной гордился. В конечном итоге я преуспела! Достижения дочери возбудили его сексуально. Дело, конечно, было не в этом, но я не привыкла продумывать все до конца. Из-за отчаянной жажды любви и одобрения я с трехлетнего возраста вступила с ним сексуальный сговор, хотя, будучи молодой послушницей, и не осознавала этого.

Наконец, шум в главном зале утих, и все отправились по домам. Матери отдали сверкающие локоны моих густых волос, которые после полугода пребывания в маленькой сетке напоминали волосы Грейс Келли. Она положила их в обтянутую шелком коробку рядом с моей фотографией и часто со слезами на глазах клала ее себе на колени. Когда младшие сестры увидели ее слезы, они решили, что я украла любовь матери, и теперь они меня одновременно уважали и презирали.

Мало кто знал об истинных причинах моего ухода в монастырь. Обладай я хоть какой-то уверенностью, основанной на крепком знании мира и положительном образе себя самой, я имела бы все шансы встретить будущее с твердостью и восторгом. Но я чувствовала себя сломленной. Став монахиней, я сделала то, что делает политик, общающийся со знаменитыми и наделенными властью людьми ради улучшения своей карьеры и репутации. Стать невестой Христа казалось не такой уж плохой перспективой, а быть невестой Христа в ордене ВСИ было еще лучше! Но я сознавала только то, что приношу в жертву обычную жизнь ради жизни смиренной, принимая восхищения и поздравления. Я была похожа на солдата-новобранца, готового подчиняться без всяких вопросов.