Флэшмен на острие удара - Джордж Макдональд Фрейзер

— Если бы Кардиган ввел в действие Легкую, когда Тяжелая опрокинула русских, мы бы их раздавили, — разглагольствовал Лью. — Но разве его расшевелишь, что ему — это же еще один Лукан. Без приказа, отданного по должной форме, и пальцем не шевельнет: все чтоб под козырек и «есть, милорд», «если угодно вашей светлости». Господи, и это кавалерийский начальник! Кромвель в гробу переворачивается. Посмотрите-ка на Раглана — у него понятия нет, что надо делать. В его распоряжении две лучшие конные бригады во всей Европе, рвущиеся обнажить сабли, и противостоит им русская армия, наложившая в штаны после взбучки, устроенной Кэмпбеллом и Скарлеттом.

А он сидит себе и рассылает депеши по инфантерии! Эта инфантерия, чтоб ей, еще только глаза после сна протирает. Исусе, я этого не вынесу!

Нолан разошелся не на шутку, но я не обращал на него большого внимания. В то же время, глядя на расстилающуюся перед нашим взором панораму, я не мог не согласиться, что в словах его что-то есть. Я не Ганнибал, но умею сложить два да два в вопросах диспозиции и маневра, и мне сдавалось, что Раглан намерен подложить русским свинью, может даже, устроить им хорошую порку, если так выразиться. Мне-то было все равно, насколько вы понимаете: я свое получил, такого иному на всю жизнь хватит. Но так или иначе, ситуация выглядела следующим образом.

Сапун-гора, на которой мы находились, представляет собой массивный утес, возвышающийся над равниной на сотни футов. Посмотрев с нее на восток, вы можете увидеть неглубокую долину, мили две в длину и полмили в ширину. К северу виднелось небольшое скопление холмов, на которых русские расположили орудия, господствующие над той стороной долины. С юга последняя ограничена длинным гребнем Кадык-койских высот, протянувшихся от Сапун-горы мили на две или три. Несмотря на яркое солнце, дальний конец долины был окутан дымкой, но даже сквозь нее было видно, что русские там кишат, как блохи на собаке. Пушки, пехота, кавалерия — кого там только ни было, разве что самого царя Ника. Казавшиеся на расстоянии игрушечными фигурки готовились к бою. На Кадык-кое у них тоже имелись пушки, нацеленные на север. Я видел, как ближайшие к нам расчеты снимают орудия с передков почти в том самом месте, где закончилась атака Тяжелой бригады.

Вот так, все ясно, как на бильярдном столе: просторная долина, дальний конец которой занимают русские, а ближний — мы, только противник вдобавок расположился на обрамляющих ее высотах. Там были пушки и стрелки — можно было различить серые мундиры пехотинцев, снующих на Кадык-кое между пушек, не далее чем в полутора милях от нас. Прямо подо мной, в ближнем конце долины, строго к северу от Кадык-коя, стояла наша кавалерия: Тяжелая бригада чуть ближе к Сапун-горе и правее, а Легкая — немного дальше и левее. Они были видны, как на ладони: я легко узнал Кардигана, прокладывающего путь сквозь ряды Семнадцатого, Лукана со своими ординарцами и старого Скарлетта в наброшенном поверх мундира цветастом шарфе. Все замерли в ожидании — крошечные фигурки в сером, зеленом и голубом, среди которых мелькала иногда украшенная плюмажем шляпа или перевязанная голова. Я видел, как один из «скинов» бинтовал чулком переднее копыто своего скакуна: темно-зеленый силуэт, склонившийся у ног лошади. Из долины доносился отдаленный гул голосов, а у дальнего конца Кадык-койских высот слышался треск ружейных выстрелов; в остальном все было тихо и спокойно, и именно умиротворенность бесила Лью, этого кровожадного молокососа.

«Так-так, — думаю, — вот они стоят себе, ничего не делая, и не причиняя никому вреда: так держать и давайте поскорее разойдемся по домам». Было очевидно, что у русских нет намерения продвигаться по долине к Сапун-горе. Они получили свое на сегодня и были рады уже тому, что удерживают дальний конец долины и высоты по флангам. Но Раглан с Эйри не сводили труб с Кадык-коя, где артиллерия и инфантерия русских сновали между отбитых ими у турок редутов. Я подозревал, что наша пехота и конница обязаны выбить их оттуда, но ничего не происходило, и Раглан начал кипятиться.

— Почему лорд Лукан не двигается? — долетела до меня его фраза. — Он получил приказ, что теперь его держит?

Зная Лук-она, я догадывался, что тот сейчас пыхтит и шмыгает носом, ища, на кого бы переложить ответственность. Раглан то и дело слал ординарцев — в том числе Лью, — понукая Лукана и пехотных командиров наступать, но те словно напрочь оглохли, ожидая подхода основных сил инфантерии: задержка эта раздражала Раглана, а Нолана просто приводила в бешенство.

— Почему Раглан не заставит их идти вперед, черт побери? — говорит он, доставив ответ Раглану и возвращаясь к нам с Билли Расселом. — Ужас какой-то! Неужто он не может просто дать им приказ очистить высоты от тех парней? О, мой бог! И разве он станет слушать меня? Кто я — зеленый юнец, не доросший до столь высокопоставленных ушей. Кавалерия может сделать все одна, без поддержки, за пять минут — и за что только Кардигану платят генеральское жалованье, позвольте спросить?

Тут я с ним соглашался от всего сердца. Каждый раз, слыша имя Кардигана или видя ненавистную башку этого стервятника, я вспоминал дикую сцену в спальне Элспет, и во мне все закипало. Несколько раз за кампанию я ловил себя на мысли: вот было бы здорово, попади он в переделку, где ему всадят пулю между ног, вышибив тем самым мозги — но наш друг, похоже, не горел желанием заходить так далеко.

Но сегодня появился маленький проблеск надежды: я слышал, как Раглан резко захлопнул трубу и проговорил Эйри:

— Я уже отчаялся привести в движение наших конных. Похоже, они намерены полагаться исключительно на Кембриджа, дожидаясь, пока подойдет его пехота! О, это невыносимо! Так мы ничего не сможем предпринять против позиций на Кадык-кое!

Тут кто-то кричит:

— Милорд! Смотрите, пушки едут! Орудия из второго редута — казаки увозят их!

И точно: вниз по склону Кадык-коя ползли русские кавалеристы, таща за собой казавшуюся отсюда игрушечной пушку с захваченных турецких батарей. Они завели за нее постромки и явно намеревались доставить орудие в расположение главных сил русской армии. Раглан смотрел на все это через подзорную трубу, на скулах у него заходили желваки.

— Эйри! — кричит он. — Этого нельзя стерпеть! О чем думает Лукан — да эти ребята утащат все пушки, прежде чем начнется наше наступление!

— Полагаю, он дожидается Кембриджа, милорд, — отвечает Эйри. Раглан выругался и снова устремил гневный взор на Кадык-кой.

Лью ерзал в седле от нетерпения.

— Господи! — тихо простонал он. — Да пошли же Кардигана, приятель, — нечего ждать эту треклятую пехоту. Пошли туда Легкую!

«Отличная идея, — подумал я, — отправим Джимми-Медвежонка в редуты и будем надеяться, что казачья пика не промахнется».

В общем, можно сказать, что подать голос меня заставило исключительно злоумышление против Кардигана. Я старательно повернулся к Раглану спиной, но говорил достаточно громко, чтобы меня было слышно:

— Мы установим рекорд — Веллингтон ведь не потерял ни единого орудия, как известно.

Потом один ординарец из бывших рядом с командующим рассказывал мне, что именно это сопоставление с Веллингтоном, его божеством, подвигло Раглана к действию: он вскинулся, как подстреленный, задергал щекой и конвульсивно сжал поводья. Может, он и без моей помощи додумался бы — но если честно, очень в этом сомневаюсь. Так и дожидался бы пехоты. Но теперь он сначала побледнел, потом сделался пунцовым и рявкнул: