Расчленение Кафки. Статьи по прикладному психоанализу - Никита Благовещенский

Подводя краткий итог сказанному, мы можем диагностировать главных персонажей романа Андрея Белого следующим образом: у Софьи Петровны Лихутиной конформный тип акцентуации личности; у сенатора Аблеухова акцентуация личности смешанного типа — психастенического и астено-невротического; у Николая Аполлоновича истерическая психопатия; и, наконец, Александр Иванович Дудкин страдал паранойяльной формой шизофрении. Повторим еще раз, что диагнозы эти могут быть спорными, опираются они на интуицию, но мы полагаем, что смогли убедительно подтвердить их достоверность.

К концу 60-х годов XX столетия, как теперь уже всем очевидно, в нашей стране стали нарастать кризисные явления в различных сферах жизни: в экономике, в идеологии, в культуре, в семье и, как следствие, в психологическом состоянии общества и отдельных его представителей. Не в последнюю, а, скорее всего, в первую очередь этот процесс коснулся такой общественной страты, как интеллигенция, особенно творческая: многие ее представители не могли адаптироваться, уходили «в подполье», в диссиденты, спивались, люмпенизировались, трагически умирали молодыми или уезжали на Запад. Стал формироваться тот слой людей, занимающихся творчеством, который уже в наши дни Б. Гребенщиков назвал в одной из своих песен «поколением дворников и сторожей». Одним из самых ярких представителей этого поколения, как нам кажется, является всемирно известный писатель Венидикт Васильевич Ерофеев — автор поэмы «Москва — Петушки», а также ее герой Веничка.

Венидикт Ерофеев, окончив с отличием школу на Кольском полуострове за Полярным кругом, поступил на филологический факультет Московского университета, но был вскоре отчислен за непосещение военной кафедры. После этого он учился еще в нескольких вузах, но ни один не окончил. Он работал грузчиком продовольственного магазина, помощником каменщика, истопником-кочегаром, приемщиком винной посуды, библиотекарем, стрелком военизированной охраны, лаборантом, бурильщиком et caetera. Но одновременно он занимался и литературным творчеством, став, по нашему мнению, одним из крупнейших русских писателей второй половины XX века. Сказав о всемирной известности Венедикта Ерофеева, мы не оговорились, ибо его поэма «Москва — Петушки», по свидетельству Игоря Авдиева, прототипа героя поэмы Черноусого, переведена почти на 30 языков мира[175].

Изучение творчества этого писателя, мы полагаем, является сегодня актуальным, так как хаос, возникший с начала развала Советской тоталитарной империи после смерти И. Сталина, продолжается до сих пор. Теперешнее отсутствие достаточно универсальных идеологических и духовных ориентиров, цементирующих общество, является следствием той раздвоенности сознания (когда говорилось одно, а подразумевалось обратное; частные восприятия, эмоции и мысли шли в разрез с публичными, что превосходно описано в антиутопии Дж. Оруэлла), которая существовала у отдельных, самых думающих и честных советских людей при сталинском режиме и стала всеобщей к концу 70-х годов, при закате эпохи Брежнева, в так называемый «период застоя». Можно также сослаться на исследования профессора Корнельского университета Ю. Брофенбреннера, о которых он докладывал на 17-м Международном психологическом конгрессе в Москве. Брофенбреннер еще в 1963–1964 годах тестировал американских, британских и советских школьников двенадцатилетнего возраста и обнаружил, что последние, в отличие от западных сверстников, гораздо чаще отвечают на тестовые задания так, «как надо», в соответствии с «взрослыми» стандартами поведения, а не так, как должно было бы хотеться себя вести двенадцатилетним подросткам или как есть на самом деле[176].

Справедливости ради следует признать, что профессор Брофенбреннер, интерпретируя эти данные, приходит к выводу, что «хотя давление взрослых побуждает совершать одобряемые ими поступки в обоих государствах, советские дети больше откликаются на влияние взрослых, тогда как их американские сверстники демонстрируют тенденцию к оппозиционному поведению»[177]. Однако, видимо, эта интерпретация — лишь долг вежливости по отношению к московским хозяевам Конгресса. Скорее можно говорить о присущей советским людям, и даже уже подросткам, способности жить по двойному стандарту. Это коллективное шизоидное раздвоение личности, разорванность мышления, усугубившееся после смерти Сталина смягчением жесткости тоталитарных государственных структур, привело к кризису, тянущемуся до сих пор.

Изучив корни, причины кризиса общества на примере представителя одной из его страт, интеллигенции, Венидикта Ерофеева, отраженного в образе Венички — героя поэмы «Москва — Петушки», мы, быть может, лучше сможем понять то, что происходит сегодня в стране.

Поэма Венидикта Ерофеева, на первый взгляд кажущаяся несерьезной и легкомысленной, на самом деле весьма глубоко укоренена в мировую культуру, прежде всего в литературу и философию. Филолог и друг Ерофеева Владимир Муравьев, по его собственному признанию, в начале 70-х годов несколько раз перепечатавший «Москву — Петушки» на своей пишущей машинке, в предисловии к поэме, написанном в 1990 году, обращает наше внимание на многочисленные аллюзии и реминисценции к различным литературным произведениям, встречающиеся в поэме[178]. Это и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, и «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, и «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова, и Гоголь, и поздний Салтыков-Щедрин, и А. К. Толстой с Козьмой Прутковым, и даже «Ананасы в шампанском» Игоря Северянина со строфами «…из Москвы — в Нагасаки, из Нью-Йорка — на Марс!» От себя можем добавить также несомненное влияние «Улисса» Джойса, а следовательно, и «Одиссеи» Гомера, произведений Достоевского (это бесконечные и бесцельные блуждания по Петербургу и Раскольникова, и князя Мышкина, и пьяные излияния Мармеладова), трагедии «Царь Эдип» Софокла и вообще бесчисленных в мировой литературе описаний путешествий — от странствий Рыцаря Печального Образа до приключений на Миссисипи, описанных Марком Твеном, и философских поисков героев А. Платонова.