Лютер - Гвидо Дикман

— Твои грехи слишком много весят, Тильман. Видишь? Значит, тебе вечное проклятие!

— Вечное проклятие! — загомонили дети. Все они обеими руками ухватились за края левой чаши. — В ад его, в ад! — с насмешкой указывали они пальцами на тщедушного мальчонку, который в крайнем смятении отступал к краю сцены.

От испуганного крика мальчика у Мартина перехватило дыхание. Ребенок беспомощно балансировал на краю сцены, размахивая руками. В любой момент он мог потерять равновесие и упасть вниз. Мартин со всех ног помчался к помосту. Он хотел было крикнуть мальчику, чтобы тот был осторожен, но понял, что его призыв может только испугать ребенка.

— Еще один камешек, и чаша опустится, — издевательским голосом произнесла рыжая девчонка. Ни она, ни другие дети толком не понимали, зачем они все это устраивают. Они просто-напросто подражали взрослым актерам.

И вдруг со стороны ворот донесся гневный окрик. Один из стражников тоже заметил детей. Он быстро бежал через двор, его алебарда грозно поблескивала. И тут маленький Тильман потерял равновесие. Он шагнул в пустоту и полетел вниз.

Мартин, вытянув руки, рванулся вперед. Мальчик упал — и очутился у него в объятиях. Охнув, Мартин вместе с ним повалился на землю.

— Вот дьяволы, отребье чертово, — стражник изрыгал одно ругательство за другим. Его глаза метали громы и молнии, когда он помогал Мартину подняться. — Я этих бродяг один раз уже выгнал отсюда, так они, видно, пробрались мимо приятеля моего и опять тут как тут! — Он направил на детей, замерших на сцене, свою алебарду, словно хотел метнуть в них боевой дротик. — Ох, видно мало вас секли родители!

Рыжая девочка вся тряслась от страха, на ее бледном веснушчатом лице был написан ужас. Дети были перепуганы настолько, что даже не пытались убежать.

Мартин помог упавшему мальчику встать на ноги и ласково погладил его по темным волосам. Усмирив стражника, который отправился обратно на свой пост, он приставил к помосту лестницу и взобрался наверх, к детям.

— Вы ведь видели мистерию, не так ли? — мягко спросил он у съежившихся детей, которые даже боялись поднять на него глаза. — А что вам больше всего понравилось?

Никто из детей не решался ответить монаху, который стоял перед ними в своей развевающейся на ветру рясе. И только когда Мартин повторил свой вопрос, рыжая девочка, всхлипывая, сказала:

— Мы… мы не хотели, чтобы с Тильманом что-нибудь случилось. Он же мой брат двоюродный…

— А мне показалось, что вам понравились весы! — Мартин указал на гигантские чаши, которые по-прежнему покачивались на цепях. — Вы видели, как шуты взвешивали на них грехи и добрые дела и сравнивали их. Смотрите! Я покажу вам то, что перевесит все ваши камешки!

Он быстро снял с пояса серебряную цепь с распятием и положил ее в правую чашу. Потом взял в охапку одного из стоящих рядом малышей и вместе с ним тоже уселся в чашу. Девочка от удивления разинула рот: правая чаша весов неожиданно склонилась в сторону спасения души и рая.

— А теперь, дети, пойдемте, — позвал Мартин, снимая с колен маленького мальчугана. — Вас ждут дома, уже поздно!

Пока он озабоченно следил затем, чтобы дети целыми и невредимыми спустились с помоста, в верхних покоях замка погас свет. И все же Мартин не мог избавиться от чувства, что курфюрст по-прежнему стоит у окна и пристально следит за каждым его движением.

Джироламо Алеандру роскошный парадный зал ватиканского дворца знаком был еще по прежним визитам, когда он сопровождал кардинала Каэтана.

Но этим утром, когда он, пройдя мимо стражи, вошел в большие двустворчатые двери, у него было странное чувство, будто он в этом месте впервые. Алеандр в недоумении огляделся вокруг.

Стены огромного зала были отделаны резным алебастром и нефритом, от которого исходило удивительное зеленоватое свечение. Массивные колонны, между которыми виднелись ниши, превращали пространство в настоящий лабиринт. Всюду стояли скамьи для отдыха и коленопреклонения из дорогого вишневого дерева. Рассказывали, что новый Папа лично велел изготовить их и украсить резьбой, потому что никак не мог привыкнуть к обстановке, в которой обитал его покойный предшественник.

Пока стража закрывала за ним двери, Алеандр пересек зал, в дальнем конце которого стоял один из церемониймейстеров. Старик был почти слеп, но каждый уголок дворца он знал наизусть.

— Его Святейшество ожидает вас? — спросил он таким тоном, что у Алеандра мурашки побежали по спине. — Мне об этом ничего не известно!

Церемониймейстер подал Алеандру знак следовать за ним. Он был явно обижен тем, что о визите Алеандра его не поставили в известность заранее. Он шагал впереди Алеандра по блестевшему как зеркало паркетному полу, и гулкое эхо его шагов звучало как некий укор.

— Пройдите в эту дверь, — строго сказал церемониймейстер. Концом своего посоха из слоновой кости он постучал по огромному ковру, на котором была изображена Тайная вечеря. Вокруг Алеандра в лучах света затанцевали тысячи мельчайших пылинок.

Алеандр выпрямился, расправил плечи и уверенно шагнул в соседнее помещение, но тут же замер на пороге в невероятном смятении. По другую сторону коврового занавеса сидел на скамье голый по пояс мускулистый человек средних лет и с вытянутыми вперед руками ждал, когда слуга через голову натянет на него чистую рубаху. Его босые ноги тонули в толстом персидском ковре, который, в отличие от паркета в парадном зале, приглушал все звуки. Поскольку дневной свет в эту комнату не попадал, на деревянных консолях горели десятки свечей в серебряных канделябрах.

— Ваше Святейшество… — Алеандр рухнул на колени и поцеловал кольцо на пальце Папы. — Церемониймейстер впустил меня, но я не подозревал… я имею в виду, что… — Слова застревали у него в горле.

Папа взглянул на него расширившимися от удивления глазами. Сердясь и одновременно забавляясь, он склонил голову набок, наблюдая за тем, как его камердинер подходит с золотым кувшином в руках к одному из комодов и льет воду в таз. Другой слуга накрывал на стол. На серебряных венецианских тарелочках он принес куски жареного цыпленка, гроздь винограда и толстые ломти хлеба с изюмом.

Папский церемониал Алеандру был известен лучше, чем комнаты в родительском доме, но в этот момент он был настолько смущен, что не знал, подняться ли ему с колен или же просто что-то сказать. Он предпочел остаться на коленях и ждать, когда Папа сам к нему обратится. Но Лев X, похоже, не торопился. Все шло своим чередом, но сегодня ему пришлось пожурить своего камердинера: шелковая рубашка не пахла лавандой, туника была плохо выглажена. С изумлением Алеандр слушал, как Папа растолковывает старику с бездумно вытаращенными глазами отличия между различными шерстяными тканями и поясняет ему оттенки цветов.

Наконец-то через некоторое время Папа был одет и готов к беседе с Алеандром. Он указал ему на стул с мягкой обивкой, жестом предложив сесть поближе. Старый камердинер тем временем собрал с пола белье и разбросанную повсюду одежду, подобострастно поклонился и поспешил к выходу.