На бывшей Жандармской - Нина Васильевна Цуприк

А в это время Николка распекал Ахмета:

— Ты что же, простофиля, глядел, когда винтовки делили? Сказал бы, что мы тоже красногвардейцы, воевать пойдем, и взял бы по одной.

Ахмет виновато хлопал глазами.

В боевом строю

Лишь только появились первые проталинки, ребята высыпали на улицу. Их крики перемешивались с радостным щебетанием прилетевших скворцов, гоготанием гусей. По весенним ручейкам поплыли самодельные лодки и корабли.

Но к концу дня, обгоняя друг друга, ребята бежали к плужному.

Из ворот завода, окончив смену, выходили рабочие с винтовками на плечах.

— Ать-два, левой! — отрывисто бросал команду Владимир Могилев, молодой человек с приветливым лицом.

— Повзводно разойдись! — Строй раскалывался на квадраты, которые расходились в разные стороны.

Затем начиналась боевая учеба, которая продолжалась до самых сумерек.

— На пле-чо! К но-ге! Кру-гом!

— По врагам революции — огонь! — доносились команды взводных.

— Эх, опять в белый свет, как в копеечку…

— За молоком пулька ушла…

— Разговоры прекратить! — прервал досадные возгласы строгий командир.

Мальчишки молча наблюдали за учениями. Федя тоже являлся сюда каждый вечер и радовался, когда отец приходил из Совдепа на занятия побеседовать с рабочими.

— Тяжело приходится. Ничего не поделаешь, — говорил Иван Васильевич, когда уставшие красногвардейцы усаживались покурить. — Против Советской власти поднимается буржуазия всех стран. Так что с винтовкой нельзя расставаться ни на минуту. Стоишь у станка — винтовка рядом, спишь дома — винтовка у изголовья, идешь по улице — винтовка на плече. Вот оно как, хлопцы…

Вскоре ребятам надоело стоять и глазеть. Они решили играть в новую игру, в красногвардейцев.

— Я буду командиром! У меня и пистолет есть, — колотил себя в грудь Сенька лавочников.

— Отвяжись, Сенька. Ты в командиры не годишься. Кто у тебя отец? Лавочник. Стало быть, капитал, буржуй. А у нас все пролетарии. А пролетарии с капиталами не играют, — заявил Федя.

— Мы вас, буржуев, в переворот всех прогнали. И еще прогоним, — поддержали ребята.

— Я тяте скажу-у… — завопил Сенька и помчался домой.

— Беги-беги, жалуйся да не оглядывайся! Ябеда-беда, козлина борода, — кричали «пролетарии» вслед удирающему «капиталу».

Командиром единогласно выбрали Федю.

— К завтрашнему дню чтобы винтовки были! Найдите палки, да обстругайте. Без винтовки в строй не пущу ни единого, — пригрозил новоиспеченный командир.

На другой день жители поселка смотрели из окон, как по середине улицы топал босоногий мальчишечий отряд. У каждого на картузе алела красная полоска. А на плечах — березовые палки.

— Ать-два, левой! Левой! — командовал шедший возле своего отряда Федя. У него, в отличие от рядовых, красовался на рубахе алый бант.

Вначале у ребят плохо слушались ноги, семенили как попало. Но упрямый командир придирчиво оглядывал ряды и кричал:

— Шурко, ты чего пузо выставил? Не тяни, Гринька, шею, как гусак. Еремка, нос утри. Ать-два, левой! Левой, говорят вам, а не правой! Вот бестолковые!

После того, как промаршировали несколько раз взад-вперед по улице, отряд зашагал дружнее.

Когда проходили мимо дома лавочника, Федя увидел в окне Сеньку.

— Левой! Левой! Голову выше! — еще строже скомандовал он.

Сеньке стало досадно. Он высунулся из окошка и во все горло запел дразнилку:

Федька-петух,

На завалинке протух…

— Запевай! — гаркнул командир и первый затянул:

Смело, товарищи, в но-огу…

Ребята подхватили так старательно и громко, что последние слова дразнилки Сенька проорал для одного себя. Отряд еще раз прошагал по улице, потом повернул в сторону завода.

В это время из ворот строем выходили красногвардейцы.

— Гляньте, безусое войско идет, — заметили рабочие, приглядываясь к ребятам.

— Никак твой в первом ряду. Вон как топает.

— Верно. А вон и мой.

— Прекратить разговоры в строю! — повысил голос Владимир Могилев.

Отряды молча прошли один мимо другого.

Федя скосил глаза и не поверил сам себе, даже с ноги сбился: в самом хвосте вышагивали Николка и Ахмет. Вид у них был очень важный и серьезный. Только на плечах вместо винтовок хорошо выструганные и покрашенные в темный цвет деревяшки.

— Ахмет! Николка! Как вы сюда попали? — не выдержал Федя.

— А-а, Федорка! — обрадовался Ахмет. — Нам винтовка дадут. Воевать будем!

Федя даже расстроился от неожиданной встречи с друзьями. Идут в самделишном строю вместе с большими. А он с мелюзгой в игрушки играет. Правда, Николка с Ахметом года на четыре постарше его будут. Зато ростом он вот-вот их догонит.

Об этом думал Федя, ожидая отца.

— Папа, правда, что Николку с Ахметом в Красную гвардию взяли? И винтовки дадут?

— До красногвардейцев им еще далеко. И до винтовок тоже. Но пусть учатся военному делу, ребята шустрые. Ахмет к железнодорожникам в отряд просился — не взяли, мал еще. Тогда на завод явился: хочу стать красногвардейцем и все тут. За Советскую власть, говорит, драться буду. Потом и Мыкола прибежал: Ахмета приняли и меня примите… Стараются хлопцы, ни одного занятия не пропускают, — рассказывал отец, а сам так хорошо улыбался.

— Подрасту немного, тоже в красногвардейцы попрошусь. Как Ахмет с Николкой, — решил Федя.

Незваные гости

Старый фонарщик был доволен работой расторопного помощника. Он часто доверял ему самому зажигать фонари и тушить их, оставляя за собой лишь «хрупкую» работу — чистку закоптелых стекол. Ахмету эта должность нравилась еще и потому, что он первым узнавал все новости на станции.

— Чехи приехали. Мно-ого! — сообщил Ахмет Николке, еле переводя дух от быстрого бега.

— Чехи? Какие чехи? Кто тебе сказал?

— Не знай какие. Люди… Сам видел. Говорят не татарски, не русски. Мно-ого! Айда глядеть.

Когда подростки прибежали на станцию, к чешскому воинскому эшелону подошел еще один, такой же длинный.

Из открытых настежь дверей товарных вагонов с котелками и фляжками выпрыгивали солдаты в темно-зеленых военных френчах, в ботинках на толстых подошвах. На головах надеты причудливые шапочки-пирожки с большими козырьками для защиты от солнца. Солдаты не торопясь набирали под краном кипяток, громко разговаривали и смеялись.

Николка сообщил о прибытии чешских эшелонов Ивану Васильевичу.

— Говорят, а слов не разберешь. Возле вагонов столы сколотили, костерки запалили, еду варят, — докладывал он в Совдепе.

— Слыхал я об этом, звонили. Еще эшелон прибыл только что. В войну чехи к русским в плен попали. Теперь им Советское правительство разрешило вернуться на родину через Дальний Восток. Но они почему-то не торопятся, растянули свои эшелоны по всей России, — объяснял Николке Кущенко. Сам он глядел куда-то за окно, не то на тополя с молодыми, будто лакированными листьями, не то на струйки дыма из труб домов. А может ничего не видел,