Любовь уходит в полночь - Барбара Картленд

— Ну должен же… должен же быть… какой-нибудь выход! — пробормотала Ксения, продолжая вышагивать по комнате, не в силах остановиться.

Король взглянул на нее, всю в движении, разгоряченную, и проговорил совсем другим тоном:

— Мне жаль, что приходится вовлекать тебя во все это низкое и недостойное. А свадьба… В конце концов, тебе этот брак нужен не больше, чем мне, но Калолий так хитроумно его смастерил…

— А ты хочешь… жениться на ком-то другом? — быстро и тихо спросила Ксения и остановила ходьбу.

— О господи, нет! — почти закричал король. — Нет, нет и нет! У нас с Эльгой речь не идет о браке, и тебе это прекрасно известно! Но я не хочу ходить под пятой у Калолия! Он обо всем договорился с твоим отцом — кроме даты свадьбы! Причем не посоветовавшись со мной!

— Я понимаю, насколько тебе это все… противно. — Что еще могла ответить Ксения королю, лишенному свободы принятия личных решений?

— Но ты не слишком-то мне сочувствовала, когда мы обсуждали это с тобой всего каких-то три месяца тому назад!

Ксения молчала, потупившись.

— Сейчас у нас нет времени на обсуждение, — через минуту сказала она обтекаемо. — Нужно подумать… о будущем… И… и о том, как нейтрализовать власть Калолия, этой жабы, — и над тобой, и над страной!

Сказала — и испугалась своим словам.

Что ей известно о премьер-министрах, революциях и королях? И какие такие советы она может дать королю, у которого отнимают власть?

И все же тираны, даже такие мелкие, «домашние», как миссис Беркли, — все одинаковы. Они обращают своих жертв в рабство, не оставляя им возможности бегства.

— О чем ты думаешь? — спросил король.

— О тебе, — честно ответила Ксения, очнувшись. — Я спрашивала себя, не слишком ли легко ты… сдался?

— Как прикажешь тебя понимать?

— Видишь ли, еще когда мы ехали с вокзала в ландо, я подумала… — Она нерешительно остановилась.

— И что же ты подумала? — подстегнул ее мысль король.

— Тебе это может показаться… грубым, если я выскажу все как есть…

Он слабо улыбнулся.

— Думаю, ты просто обязана сказать мне именно все как есть — ведь это касается меня? Будь со мной откровенна. Придаст ли тебе уверенности мое обещание принять все сказанное тобой, какими бы грубыми ни показались мне твои слова? Вот только не верю я, что твои губы способны произнести что-то грубое.

— Сейчас поверишь… Ну… я подумала, что ты… надменный такой… скучающий… Все тебе опостылело… Сидишь и как будто думаешь, что все люди, которые приветствовали нас по дороге… не стоят и капли твоего внимания.

— Боже мой! Всё, всё не так! — взорвался король. — Я ехал и досадовал, что за тобой послали, не спросив об этом меня. Меня коробило при мысли, что я должен жениться на тебе против твоей воли! Что еще?.. Я тяготился тем, что люди приветствовали нас по принуждению!

— То есть… как это по принуждению? — Ксения выхватила, на ее взгляд, главное из того, что прокричал ей король в свое оправдание.

— По улицам последние три дня ходили глашатаи, крича о твоем прибытии, превознося твои чары и разъясняя всем — не прямо, а косвенно, — что все изменится, как только у них появится королева. А ты, черт побери, отлично понимаешь, что это неправда!

Ксению задело крепкое словцо в королевских устах, и он раздраженно сказал:

— Прошу прощения, я не должен был с тобою так разговаривать, но я устал от этого колеса, в которое заперт, как белка, и которое никуда не ведет, как быстро я ни бегу.

Усталость, с какой он это сказал, не оставила Ксению равнодушной.

Она подошла к нему и взялась за его локоть теплыми пальцами.

— Мне жаль. Слышишь? Мне очень жаль, но я не верю, что для тебя нет выхода… мы только должны… найти его.

Слова шли из самого ее сердца. И когда она посмотрела ему в глаза, оторвать взгляд у нее не было сил.

Они стояли, глядя друг на друга, и тут на камине забили часы.

Ксения нехотя отвела взгляд.

— Когда мне нужно быть… готовой… к банкету? — спросила она.

— У тебя есть три четверти часа.

Она слабо вскрикнула.

— Тогда мне нужно поторопиться.

Она метнулась к выходу.

— Пускай подождут! — остановил ее король. — Я могу сидеть во главе стола, но хозяином будет Калолий. Это он приглашал гостей.

Ксения повернулась, чтобы улыбнуться ему.

— Я не собираюсь опаздывать! Я жуть какая голодная и уверена: еда при твоем дворе восхитительна, как и все остальное.

Она потянула за ручку двери и, выходя, услышала, как король во все горло хохочет, и его смех был искренним, от души.

Разбудило Ксению чувство досады. И причин для него у нее было несколько. Первой и основной было то обстоятельство, что ей, возможно, придется сочетаться браком — до того, как Джоанна вернется к законному жениху. Следовательно, она, Ксения, не выполнит главного своего обязательства перед Джоанной: раз уж она согласилась, надо соблюдать условия этой игры, независимо от грозящих стране беспорядков.

Чтобы немного утешиться, Ксения предположила: ведь Джоанна должна непременно увидеть объявление о свадьбе в английских газетах! И что она сделает? Конечно, ринется сразу в Лютению.

Но вот напишут ли в газете о свадьбе? Впрочем, вряд ли какая-то из европейских газет упустит тот факт, что свадьба короля последует в предстоящий вторник, то есть через неделю! И, уж конечно, главные материалы первых газетных страниц будут посвящены рассуждениям о том, чем вызвана такая необычайная спешка, и, разумеется, никто не докопается до простого ответа — чтобы успокоить народ.

Но что она может предпринять в данный момент, пока Джоанны здесь нет? Только согласиться с планами премьер-министра. Признав неизбежное, Ксения отстранилась от этой проблемы и сосредоточилась на придворных и политических промахах лютенийского короля.

Накануне, во время своего первого великосветского банкета, она остро ощутила, как сейчас в ее жизни все волнующе и прекрасно! Нет, никакое народное недовольство не должно испортить ей жизнь! И она должна сделать так, чтобы этого не случилось.

Минувшим вечером, среди общего блеска и торжественности обстановки, ее окружали политики и аристократы, представители королевской семьи, и какое же это было для нее наслаждение — слушать их полные глубокого содержания разговоры, беседовать с ними, наблюдать за их поведением, следить за манерами. Сама она от них не отставала. Движения, взгляд, осанка — все в ней было полно достоинства и врожденного аристократизма. И в разговоре ей было доступно многое — от беглого обмена репликами по поводу интерьеров дворца до серьезного обсуждения какой-либо новой темы в искусстве — к примеру, нового течения в живописи, импрессионизма. Да, эта новая техника ей известна… Да, очень интересные художники, очень разные по выражаемым настроениям… И сколь художественно продуктивными оказались на этом фоне японские гравюры… Какой толчок для развития европейской живописи дало японское искусство!..