Истинная для Ворона - Мирослава Адьяр

— И ты думаешь, что камкери нас истребят?

— Камкери — симптом. Они — сыпь, которая только указывает на болезнь. Сам источник заразы невидим для нас, — кулганец медленно подплывает к окну и смотрит на стену дождя за стеклом. — Скоро Совет предложит тебе работу. Не спрашивай у нас, почему тебе и откуда нам известно. Так случится.

Слабый скрип подвески ввинчивается в висок не хуже пули. Взгляд черных глаз пропарывает тяжелый воздух комнаты и врезается в меня, заставляет влипнуть в спинку кресла.

— Не принимай задание, вольный. Считай это дружеским советом.

Герант не соврал, предупредив, что начнутся тяжелые времена.

Сам он ко мне не заходит, упорно избегает, отчего внутри стягивается паршивое чувство обреченности. Я определенно что-то делаю не так, но не могу понять, что и как с этим дальше жить.

Давлю в себе навязчивое любопытство и у Эльзы не уточняю, бывает ли в гостинице двоедушник, говорит ли с ней. Может, обо мне спрашивает?

Отмахиваюсь, запираю в себе скулящее, болезненное разочарование и приучаю к мысли, что так и должно быть.

Это нормально.

Так и надо.

Случайный компаньон, что ушел заниматься своим делом. Разве я не знала, что так и будет?

Когда второй день на Заграйте подходит к концу, мне приходит сообщение от Бардо.

Точнее, он хотел бы, чтобы сообщение получила я лично, но так как никакого портативного средства связи у меня еще нет — радостную новость мне приносит Эльза.

Девчонка врывается в комнату, как к себе домой, и, сверкая глазами, тараторит, что «господин капитан» ждет меня у магистра Гильдии.

Отдает мне небольшую пластинку-браслет: если указать ей пункт назначения, то она будет проговаривать маршрут через наушник, идущий в комплекте — крохотный завиток из синего сцила, что служит и для связи со всеми доверенными лицами, знающими, как ко мне подключиться.

Эльза упирает руки в бока и смотрит грозно.

Видит, что я даже не собираюсь одеваться, и выкидывает из встроенного шкафа вещи на кровать.

— Давайте-давайте, что вы как улитка пьяная бродите! С ума сойти, вы с самим магистром повидаетесь! — девчонка выразительно указывает на белье и ждет, когда я справлюсь с застежками, а потом сама зашнуровывает на мне новую рубашку.

Пытаюсь оттолкнуть ее руки, но с таким же успехом можно противостоять порывистому ветру. Эльза проворная и юркая, как змея, — не уследишь за ней.

— Знаешь о нем что-то полезное?

— О магистре-то? Конечно! Он двоедушник, и зверь у него забавный. Почти такой же забавный, как твой ворон.

Черная груда перьев недовольно ворочается на спинке стула и протяжно каркает.

— У него тоже ворон?

— У него енот.

Я невольно хохочу, а Эльза качает головой, совсем как взрослая.

— Жирный такой, смешной шар доброжелательности, — бубнит девочка, — он почти не сидит взаперти. Может даже по городу самостоятельно разгуливать! Поговаривают, что магистр всегда одним глазом следит за окружающими, а одним — смотрит через своего зверя. Оттого и знает все, что в городе делается.

— Здесь к двоедушникам относятся совсем по-другому, — говорю тихо и отхожу в сторону, чтобы обуться.

— У тебя дома их обижали?

Эльза сцепляет руки за спиной и склоняет голову набок, будто прислушивается.

— Да, — отвечаю твердо. — Там многих обижали.

— И вас тоже?

Я так и замираю, с сапогом в руках, и поднимаю взгляд. Девчонка стоит у кресла и мягко поглаживает ворона. Птица не противится — скорее, делает вид, что ей все равно: топорщит перья и переминается с лапы на лапу, но не улетает и не растворяется зеленым дымом.

— Я… — слова встают поперек горла, и я не могу их выдавить, потому что боюсь Эльзу испачкать своим признанием. Светлый и добрый человек — зачем ей слушать о тех ужасах, что творились с полукровками в трущобах? — Всякое случалось. Иногда обижали.

— Герант сказал, что этого больше не случится.

Пристегиваю к бедру небольшую сумку — подарок Эльзы, и с досадой понимаю, что так и не забрала у Бардо оружие. Как-то за эти пару дней я окончательно размякла и думать забыла про клинок и револьвер.

— Ты его видела? — вопрос срывается с губ быстрее, чем я могу его удержать.

Но я правда хочу знать.

— Он каждый день приходил, как вы поселились.

Тяжело сглатываю и давлю в душе разочарование, что медленно, но верно поднимает голову.

— Сказал, что встретится с вами чуть позже. Когда вы все обдумаете. Странный он был: взволнованный, на себя непохожий, — Эльза хихикает и прикладывает ладошку ко рту. — Влюбился, что ли?

— «Все обдумаю»? — игнорирую последний вопрос, потому что такое обсуждать я точно пока не готова

Эльза пожимает плечами.

— Это его слова. Я мыслей не читаю.

***

Навигатор и наставления Эльзы помогают добраться до станции монорельса без особых проблем.

Голос девчонки постоянно звучит в голове. Или это голос навигатора? Тяжело разобраться, когда воздух буквально пьянит свежестью, а мир искрится золотой глазурью глубокой осени.

Реальность вокруг неумолимо размыта, и я едва ли замечаю прохожих — мне просто не до них. Рефлекторно отмечаю, когда кто-то подходит слишком близко или когда тон голоса чуть повышается, выдавая нетерпение, тревогу или удивление.

Отмечаю, чтобы тотчас забыть, потому что нет угрозы. Я не вижу опасности и стираю информацию, забрасываю ее в дальний уголок подсознания. Может, еще пригодится. Или нет.

Трудно сказать.

Отгораживаюсь от прохожих невидимой стеной. Многие чувствуют ее кожей, избегают столкновений, обходят стороной. Кто-то даже вздрагивает от случайного прикосновения к рукаву моей рубашки и поспешно бормочет извинения.

Напряжение ширится, но я пытаюсь держать его на поводке.

Дождь закончивается, оставив после себя только приятную прохладу и лужи.

Замираю на широкой платформе и смотрю туда, где скручивается башня Совета. Весь мир вокруг меня скручивается. Отмечаю, что очень уж много в Лагрисе спиралей. Город Пружин — вот как надо было его назвать.

Каждое третье здание — взведенная пружина, что вот-вот выстрелит в тускло-голубое небо.

Осмотреть хотя бы часть этого каменного гиганта, где мне, возможно, придется провести много времени, — лучший способ прочистить голову от всякой шелухи.

Монорельс останавливается в двух кварталах от Золотой площади: дальше движение любого транспорта было запрещено — только на своих двоих, но я рада возможности размяться еще чуть-чуть.