Твое имя - Эстер И
Шрифт:
Интервал:
«Парни» оставались единственным проектом Профессора Музыки до тех пор, пока она не отошла от дел. Она разрешала – не задавая никаких вопросов – все, что они делали. Она никогда не говорила, как им поступать. Освобожденные от учебных, семейных и денежных обязательств, парни получили то, о чем мечтали все артисты: время, бесконечное время. Плюс музыкальные инструменты со всего мира, крупнейшую в стране коллекцию пластинок, различные помещения для занятий и студию звукозаписи с сотнями кнопок, циферблатов и переключателей для бесконечных манипуляций со звуком. Все это можно было найти на других этажах здания.
«Подумайте, как мало истинного вмешательства творчества в обычную жизнь, – часто говорила Профессор Музыки. – Что бы произошло, если бы созидание было работой, которую нужно выполнять? Культура представляет собой набор согласованных ценностей, которые позволяют большим группам людей жить бок о бок друг с другом относительно мирно. Что произошло бы, если бы мальчик-подросток делил культуру не с миллиардами незнакомцев, а всего с несколькими другими мальчиками? Что произошло бы, если бы поменяли обстановку, например устранили грубое давление выживания? Что произошло бы, если бы были гарантированы физическая безопасность, творческая самореализация и даже невероятный успех? Как мальчик мог бы построить свою человечность за пределами этих целей?»
Но нигде на планете не было места для такого рода экспериментов. Слишком насущной была основная задача выживания для бедных. Слишком отуплены были состоятельные люди стыдом и лицемерием, их бесхарактерным повторением пропаганды, которую они путали с высшим образованием. Именно здесь оказала свое влияние Профессор Музыки. «Полигон Плаза» было отдельным пространством для определенного вида впечатлений, которые становились все более редкими в мире. Ей нравилось сравнивать «Полигон Плаза» с монастырем: местом, где растворение своего «я» порождает моменты удивительного самовыражения.
В развитых обществах по всему миру люди топтались на месте и потакали своим маленьким очаровательным свободам, таким как ношение того или иного наряда или сон с тем или иным человеком. Они запутались в своем перемещении по ошеломляющему разнообразию бессмысленных вариантов, которые являются выражением их индивидуальности. Однако истинная индивидуальность, по ее утверждению, неотличима от отказа от самого себя ради служения высшей цели. На первый взгляд может показаться, что эта самоотверженная преданность порождает своеобразную скучность характера. Но посмотрите глубже, настаивала она. Истинный индивидуум абстрагировался от своих личных желаний, чтобы совершать смелые акты созидания или веры. Он взял плотную, но ограниченную реальность своего жизненного опыта и наполнил ее – через самопожертвование, через дисциплину – захватывающей дух широтой. Таким образом, его работа была способна взбудоражить души других людей.
Поэтому проблема сегодняшнего культурного роста, по мнению Профессора Музыки, заключалась не в разрушении индивидуальности артиста, а в недостаточности этого разрушения. Это не ограничивалось искусством. Духовная пустота нашего потребления и разговоров, ежедневная пытка оправданием нашего этического мошенничества, постоянно усиливающееся стремление к любви, которое систематически ограничивает саму нашу способность к ней – среди этой безысходности как можно было не подумать, что решение состоит в том, чтобы спрятаться за стенами своего «я» и стать совершенно уникальным? Вот почему люди цеплялись за маркеры идентичности, как будто бы они отличались друг от друга, в то время как сам факт того, что для этого различия уже существовало название, означал, что оно является недостаточно разграничивающим. Нет, извращенная хитрость человеческого духа проявилась в подчинении разрушению всех категорий, погружению в безымянность, бездомность, небытие. Только тогда у человека появлялся шанс стать вездесущим.
Всю группу охватило странное беспокойство. К концу монолога глаза Сана стали стеклянными. Вернувшись в лифт, он нажал кнопку седьмого этажа.
Мы вышли из лифта и оказались в зале для репетиций. После тесноты библиотеки он был поразительно просторным, как будто специально для того, чтобы показать все, что парни могли делать только своими телами. Четыре стены были отделаны зеркальными панелями. Мы остались у лифта, а Сан пошел вперед и стал бродить по помещению, опустив голову. Бесконечные версии его самого в зеркалах погрузились в глубокие раздумья.
Вдруг он решительно повернулся к нам:
– Хорошо, что вы находитесь со мной в этой комнате. Правда в том, что мы с другими парнями давненько здесь не были. На нас обрушились странные импульсы. Мы покидаем «Полигон Плаза» и часами бродим по городу, прижимаясь ладонями к его горячему бетону. Мы жаждем истины, которую дает чувство легкости. Мы хотим бороться и желать, иметь любимые вещи. Мы хотим, чтобы тяжелый кулак мира надавил на каждого из нас и выкристаллизовал личность в бытие. Но все остается на расстоянии. Мы не знаем, как встретиться взглядом с незнакомцем на улице. Мы даже не знаем, как наслаждаться погодой. Мы – гвоздь, который постоянно выскальзывает из стены. Мы не можем оставаться вовлеченными. Утратив наш первобытный жизненный инстинкт, мы больше не ощущаем искусство.
Молодая женщина вышла из ступора и с негодованием уставилась на Сана. Как он смеет надоедать ей настолько, что она забывает удивляться его присутствию? По лицу Сана пробежала тень, когда он понял, что группа не в состоянии уловить важность его слов. Он повысил голос:
– Когда-то мы относились к идеям Профессора Музыки как к священному закону. Но теперь мы задаемся вопросом, не могла ли она ошибаться. Видите ли, мы слишком распылялись. Мы больше не знаем, как дотянуться до вас, потому что не знаем, с чего начать. Именно поэтому мы решили открыть «Полигон Плаза» для вас на следующие шесть дней. Вы можете посещать все этажи, кроме десятого, на который даже нам с парнями вход воспрещен. Перемещайтесь свободно, творите рядом с нами и подпитывайте нас топливом вашего опыта. Расскажите нам, кто вы такие. Расскажите нам, как вы живете. Все, чем вы с нами поделитесь, мы выразим в едином произведении искусства. Другие парни скоро присоединятся к нам. Винус с нетерпение ждет, когда сможет изучить ваши лица «как у греческой скульптуры», – говорил он. – И Меркьюри замолчал, чтобы приберечь свои слова для всего, что он должен сказать вам… В любом случае давайте отбросим почтительность и будем говорить свободно друг с другом. В конце концов, теперь мы равны в искусстве. Проходите, чувствуйте себя как дома.
Я сделала шаг назад, чувствуя себя так, словно на меня, таракана, упала тарелка лицевой стороной вниз. Послышался возбужденный полушепот, и несколько человек, казалось, были на грани тревожных
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!