Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский

что нужно». И новый друг у него теперь образовался. Проворный и ловкий. Надо ему при первой возможности деньги передать. Деньги он явно любит.

После этаких гостей он пребывал в добром расположении духа. И поначалу даже не обращал внимания на проволочки и затяжки сборов. И лишь после обеда, поняв, что дело затягивается, стал злиться, звать к себе офицеров и требовать, чтобы те поторапливались. Но как он ни подгонял людей, как ни просил спешить, до четырех часов пополудни войско из лагеря так и не выдвинулось.

– «Зато лошадки отдохнут», – зло говорил он, глядя на солнце, что уже покатилось к западу.

Если от Милликона пойти по реке на запад, то до Юнг-Хольца, до перевала, будет всего два дня пути. А там, перед подъемом в горы, и лежит Бёльденген.

Дорфус перед самым выходом из лагеря снова разложил карту.

– Если пойдем по реке, через два дня там окажемся, я ту дорогу сам не видел, но возницы, с которыми говорил, рассказывали, что дорога неплоха и идет до самого Бёльденгена.

Бёльденген. Как раз там полковник Майфельд ждал прихода райслауферов. Если бы просто ждал, так он еще и собирал людей по окрестностям. Сколько он соберет? Один бог знает, может, триста, а может, и тысячу. Мало того что в этот самый Бёльденген нужно успеть до прихода наемников, так еще торопиться надо, чтобы полковник не набрал крепкий отряд из местных. Каждый день на счету. Надо было идти именно так, но Волков долго смотрел на карту взглядом тяжелым и после сказал:

– Нет, идем на Висликофен. Эберст и люди его ждут, что мы появимся там.

Так, сначала им предстояло идти один день на юг и уже от Висликофена сворачивать на запад. Да, так терялся день, драгоценный день, который мог решить многое, но Эберст и его люди должны были знать, что генерал с войском рядом, что все будет в порядке.

Никто ему не возражал. Все офицеры понимали, что Эберсту появление войска необходимо. Так и пошли на юг. И уже на следующий день, к вечеру ближе, подошли к Висликофену, где офицеры ужинали с Эберстом.

– Ну, как вели себя горожане?

– Не сказал бы, что они рады нам, – отвечал полковник, – но обещанные вам деньги собрали. Сие забавно, но деньги они принесли мне, как только увидели, что вы приближаетесь к городу, а до этого не торопились.

– Воры, – высказал свое мнение Игнасио Роха. – Все горцы – подлые и бесчестные воры.

– Да, думали, если появимся мы, то и отдадут деньги, а нет – так перережут гарнизон. А денежки… я вам после ужина передам под расписку.

– Уже хорошо, что собрали деньги без напоминания, – сказал кавалер и опять подумал, что не зря сжег Милликон. Совсем не зря. Он немного помолчал и продолжил: – Дорогой Эберст, мне пришлось оставить сотню людей капитану Нейману в лагере, он за два штурма потерял сто человек, теперь думаю взять у вас сто людей.

А полковник от таких слов перепугался, как от оружия у своего горла, уставился на генерала возмущенно и сказал:

– Господин генерал! Никак сие невозможно, напротив, я хотел просить у вас еще людей. В городе горожане-подлецы злы, по договору они нас кормить должны, так я ту еду, что они привозят, сразу людям не даю, сначала испытываю на охотниках. А сегодня в день привезли пива, так специально в дурных бочках, те бочки мы сгружать начали, а пиво из них из щелей и потекло. Я кричу вознице: «Что такие бочки дурные ты привез?» А он мне: «А вы с земли пиво лакайте, псы папские, для вас и то хорошо будет». – Эберст вздохнул. – Еле остановил солдат, не то убили бы еретика. Не ровен час ребята подняли бы эту сволочь на алебарды, так потом пришлось бы бунт в городе успокаивать.

Да, дело было невеселое. Волков понимал положение полковника Эберста. Это хорошо, что он остановил солдат. Любой раздор, малейшая склока – и кровь, а от любой крови все вспыхнет, как порох у запального отверстия. И как ни крути, а на такой город, как Висликофен, людей у Эберста мало.

Офицеры за столом притихли. Молчали, почти перестали есть.

– Людей я вам не дам, полковник, – наконец произнес Волков. – У меня теперь и двух полных тысяч пехоты не наберется, считая ландскнехтов. А мне райслауферов у перевала бить. Вы, полковник, молодец, не допускайте свар и распрей, вам тут придется еще неделю… – генерал задумался на пару мгновений, – нет, не неделю, а полторы нас ждать. И коли людишки местные за оружие возьмутся, так я вам не помогу: не успею.

– Это мне ясно, – отвечал Эберст.

– А уж если что начнется или, к примеру, дойдут до вас слухи, что я побит, так выходите из города и отступайте к лагерю. Ночью лучше выходите.

В таких невеселых разговорах и закончился ужин у офицеров, потому как кавалер сказал:

– Господа, идите в свои части, выходим за два часа до рассвета. Майор фон Реддернауф, прошу разъезды еще раньше вперед выслать, а вас, капитан Пруфф, прошу начать готовиться заранее, чтобы нам опять всем не пришлось ждать, пока артиллеристы упряжь для своих лошадей приготовят.

Офицеры обещали все сделать, как он просил, вставали и расходились.

Глава 16

Как хороши были горцы в пехотном деле, так нехороши они оказывались в кавалерии. И Волков в который раз убеждался в том, что кавалерия весьма способствует его замыслам даже вне боя: на привале и на марше. Не встречая противодействия, кавалеристы давали генералу тактический обзор и позволяли действовать внезапно и двигаться быстро, не опасаясь неожиданных стычек и засад. Командиры горцев же, полагаясь на свою землю, считали, что всякий крестьянин при первой возможности сообщит им о приближающемся враге. А Волков велел фон Реддернауфу действовать в манере легкой ламбрийской конницы, которая выходит вперед и в стороны от движущегося войска и, не останавливая всякое движение навстречу войску, препятствует всякому движению от войска. То есть любого мужика или купца, едущего навстречу, они пропускали, но любого, кто пытался опередить войско и предупредить кого-то о его приближении, кавалеристы останавливали. Так, уже к концу первого дня пути собрался небольшой обоз, который шел теперь по дороге к перевалу, – двадцать две телеги. Казалось, немного, но и то хорошо, помимо двадцати двух крепких телег и сильных меринов удалось захватить еще хороших новых стеганок полсотни, много подшлемников, кое-какое оружие, солонину и даже немного пороха. Порох, конечно, был дрянной,