Восток - Запад. Звезды политического сыска. Истории, судьбы, версии - Эдуард Макаревич

Время не оставило документов, в которых бы объяснялись мотивы, что привели Джунковского на службу в ВЧК. И архивы молчат.

Но можно представить версию по мотивам решения генерала. Запугивания и угрозы вряд ли были: не тот масштаб личности Дзержинского. Да и на Джунковского воздействовать этим традиционным средством всех спецслужб было бы бессмысленно. Устрашение не вписывалось и в масштаб личности Джунковского. Таких людей могли вести только выстраданные представления о жизни и ее ценностях.

Разную жизнь прожили они, прежде чем встретились, — 40-летний Дзержинский и 52-летний Джунковский. Когда в 1905-м Джунковский стал губернатором Москвы, Дзержинский был выпущен из тюрьмы по амнистии и через несколько недель выступил в Варшаве с призывом начать всеобщую забастовку солидарности с московскими рабочими. А когда в феврале 1913 года Джунковского назначили заместителем министра внутренних дел, начальником Отдельного корпуса жандармов, Дзержинский уже четыре месяца сидел в Варшавской тюрьме по приговору суда за ведение агитации и организацию забастовок на фабриках, за руководство партийным комитетом. Когда царь в августе 1915 года отлучил Джунковского от полицейской службы и отправил на фронт, Дзержинский постигал тюремную «науку» уже в Орловском каторжном централе. Когда в марте 1917 года Джунковский давал показания следственной комиссии Временного правительства о деяниях полиции, Дзержинский вышел на свободу и активно включился в деятельность большевистской партии. Когда Джунковский покинул военную службу в декабре 1917 года, Дзержинский возглавил Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем.

Более десяти лет провел Дзержинский в царских тюрьмах и ссылках, и у него было свое представление о работе карательного аппарата империи. А Джунковский знал власть изнутри, все ее скрытые пружины, мерзость ее устремлений и технологию ее действий, и у него тоже было на сей счет свое представление.

Известно, что Дзержинский мог убеждать. И скорее всего он убедил Джунковского в полезности и необходимости его работы в ВЧК. Так же, как убедил впоследствии действительного статского советника, ярого монархиста Александра Александровича Якушева возглавить псевдоорганизацию «Трест», нужную чекистам; как убедил бывшего заместителя царского министра путей сообщения Ивана Николаевича Борисова работать в Наркомате пути, когда сам стал путейским наркомом.

Воля неистового якобинца Дзержинского, закаленная в каторжных централах империи, соединилась с утонченностью ума Джунковского, отточенного в лабиринтах царской иерархии, в деле внутреннего сыска.

В ноябре 1918 года Джунковский выступал свидетелем в суде по делу Малиновского. И уже неслась по Москве молва: Джунковский арестован ВЧК. 14 декабря 1918 года в Управление делами Совнаркома пришло письмо с просьбой об освобождении из-под ареста бывшего московского губернатора. Письмо подписали актеры московских театров: Большого, Малого, Художественного, Моссовета. Помнили и чтили губернатора. Ленин прочитал это письмо и вывел на нем резолюцию: «Т-щу Дзержинскому: Ваше заключение. 14/ХII. Ленин»12. Но какое могло быть заключение, если Джунковский уже несколько недель работал в ВЧК? А квартиру ему тогда нашли на Арбате.

С приходом Джунковского в ВЧК в делах этого ведомства появилось новое качество — профессионализм сыска. По поручению Дзержинского Джунковский консультирует создание инструкций и правил для следователей ВЧК13. Опыт жандармских управлений присутствует в этих документах с впечатляющей силой14. Уже в 1922 году Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о привлечении к работе в органах ГПУ бывших жандармских офицеров и сотрудников охранных отделений 15. Новой власти нужен был опыт профессионалов, а деятельность Джунковского к тому времени в ВЧК способствовала этому партийному решению.

В сентябре 1922 года, после встречи с Лениным в Горках, Дзержинский пишет в своей записной книжке: «Директивы В. И.: Продолжить неуклонно высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков в первую очередь) за границу»16. Но для этого нужно было вести наблюдение за интеллигенцией, изучать ее. А у Джунковского еще с царских времен был опыт изучения настроений среди населения17. Явно не без влияния Джунковского председатель ГПУ разрабатывает линию и технологию политического сыска в отношении интеллигенции:

«Необходимо выработать план, постоянно корректируя его и дополняя. Надо всю (!) интеллигенцию разбить по группам.

Примерно: 1) беллетристы, публицисты и политики, экономисты (здесь необходимы подгруппы: а) финансисты, б) топливники, в) транспортники, г) торговля, д) кооперация и т. д. техники (здесь тоже подгруппы: 1) инженеры, 2) агрономы, 3) врачи, 4) генштабисты) профессора и преподаватели и т. д. и т. д.».

Все сведения должны «стекаться в отдел по интеллигенции».

«На каждого интеллигента должно быть дело. Каждая группа и подгруппа должны быть освещаемы всесторонне компетентными товарищами... Сведения должны проверяться с разных сторон так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пор не было из-за спешности и односторонности освещения... надо помнить, что задачей нашего отдела должна быть не только высылка, а содействие выпрямлению линии по отношению к спецам, т. е. внесение в их ряды разложения и выдвигание тех, кто готов без оговорок поддерживать Совет. власть...»18

Такая позиция Дзержинского: не только высылка, а и работа с интеллигенцией (и оперативная — разложение в ее рядах, и воспитательно-политическая — выдвижение поддерживающих власть) — это скорее последствие влияния Джунковского на него. Джунковский, рассматривавший сыск как политическое искусство, как искусство игры, отвергавший чиновничьи, репрессивные методы работы с разными слоями общества, стал одним из создателей новой идеологии спецслужб. Идеологии, уже тогда во многом разделявшейся Дзержинским. Установки Дзержинского для аппарата ГПУ, изложенные им в той памятной записке по работе с интеллигенцией и определявшие стратегию работы с нею, стратегию сыска, были потом на долгие годы преданы забвению. В КГБ долго с переменным успехом шла борьба двух линий: административно-репрессивной и профилактической, социально-психологической, нацеленной на размывание инакомыслящих групп и лиц. Олицетворением этой второй линии в 70-е — начале 80-х годов в КГБ был генерал Филипп Бобков. Но даже ему, талантливому профессионалу спецслужбы, пользовавшемуся поддержкой Юрия Андропова, не удалось переломить ситуацию навсегда.

Но, конечно, звездным временем Джунковского в ВЧК было его участие в разработке операции «Трест». Операции, которая вошла в историю и в учебники для спецслужб. А когда она начиналась, только что закончилась гражданская война, и многочисленные белоэмигрантские организации, возникшие за рубежом, нацелились на реставрацию самодержавия в России. Всех их объединяла идея монархии. Они создали Высший монархический совет — штаб и идейный центр движения, активно искавшего опору среди интеллигенции, священнослужителей, бывших офицеров в Советской России. Они нашли Александра Якушева, бывшего статского советника, а тогда ответственного работника Наркомпути. Он стал их эмиссаром в организации подпольных групп. Когда его арестовали, Дзержинский потребовал полной информации о его жизни, характере, принципах — в соответствии с теми же установками, что были им изложены в памятной записке по работе с интеллигенцией. Якушев был человек, близкий по происхождению и стилю жизни к Джунковскому. И Дзержинский вместе с Джунковским и Артузовым, начальником контрразведывательного отдела ГПУ, думали о подходах к Якушеву, о вариантах его использования в противостоянии с белой эмиграцией. Тогда Джунковский высказал идею: