Дядя самых честных правил 2 - Александр Горбов

Тьма могильника спеленала меня плотным коконом. Воздух стал тягучим, будто дёготь, и с трудом вливался в лёгкие. В узком земляном лазе нельзя было повернуться, нельзя пятиться, а впереди только стенка погребальной камеры. Ни с чем не сравнимое ощущение — быть похороненным заживо. Меня, по идее, должны откопать, но уверенность в этом таяла с каждой секундой, проведённой под землёй.

— Ёшки-матрёшки за ногу.

Даже выругаться не получилось нормально — голос прозвучал сдавленно и глухо. Только Анубис неожиданно обрадовался такому обороту дела. Радостно затявкал в груди, выглядывал наружу моими глазами и “вилял хвостом”, в переносном смысле. Ну да, естественно, — чего ещё ждать от некромантского Таланта? Ему-то могильник практически дом родной.

Анубис весело рыкнул и заставил меня зажмуриться. А когда я открыл глаза, темнота вокруг наполнилась зеленоватым сиянием. Это что, особое некромантическое зрение? Специально, чтобы по могилам лазить?

Впрочем, видно было неплохо. Сразу стало ясно — стенка, в которую упирался лаз, сложена из брёвен. Протянув руку, я тронул старое дерево, и оно рассыпалось под пальцами. Я толкнул сильнее, и вся стена беззвучно завалилась вперёд. А за ней открылось пустое пространство — погребальная камера. Делать мне всё равно было нечего, и я полез туда.

В камере можно было стоять в полный рост. По центру вытянутого могильника на возвышении лежал скелет. В руке истлевшее до трухи оружие, на пальцах золотые кольца, ожерелье на позвонках шеи. На череп была надета корона. Нет, пожалуй, на корону это древнее украшение не тянуло— грубый обруч, сплетённый из золотых полосок.

“Уф!” — подал голос Анубис.

И тут же перед глазами пошла серая рябь. Вместо могилы я увидел картину: множество странно одетых людей. Они плачут, царапают ногтями лица, раскачиваются из стороны в сторону, воют. Вся эта скорбящая толпа собралась вокруг ямы, на дне которой лежит мертвец — лицо прорезанное морщинами, руки сжимают короткий меч, тело закутано в соболиные меха.. О, знакомый обруч у него на голове! Раздаются крики на гортанном языке, на краю ямы перерезают горло коню, и в могилу течёт кровь — жертва умершему, чтобы не приходил к живым, не мстил оставшимся за порогом.

Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось. Анубис рыкнул, и я почувствовал — мертвец передо мной слишком стар, чтобы его можно было позвать. Даже сильнейшему некроманту он не ответит, и никак не узнать, кто лежит в могиле.

Я несколько раз моргнул и потёр глаза ладонями. В зеленоватом свечении мне почудились другие цвета. Да, так и есть — вот прямо у ног мертвеца какие-то алые всполохи. Это что такое?! Та самая “красная ртуть”? Между истлевших костей лежали крохотные шарики, светящиеся багровым светом. А почему их семь? Сумароков говорил — три штуки должно быть. Вероятно, поэтому и потоки эфира такие сильные.

Додумать мысль я не успел. В груди “завыл” Анубис — каким-то инфразвуком, отчего по всему телу прошла мелкая неприятная дрожь. У меня чуть сердце не остановилось от такого фокуса.

— Анубис, фу!

Ага, разбежался. Все тренировки были забыты, и Талант будто взбесился. Он толкался внутри меня, бил в рёбра и сжимал горло.

— Фу! Плохой мальчик! Плохой!

С ужасом я понял, что не контролирую правую руку. Анубис перехватил управление и тянулся ей к “красной ртути”.

— Не трожь, зараза! Не для тебя положено!

Левой рукой я со всей силой ударил по правой ладони. Ух, больно, однако! И бесполезно — Анубис не обратил никакого внимания и резко выбросил руку вперёд.

— Фу!

Пальцы коснулись багровых шаров. Они вспыхнули алым, и три штуки впитались в ладонь.

Не знаю, что происходило с Анубисом, но мне почудилось, что он довольно чавкает.

С исчезновением почти половины “красной ртути” наступила “тишина” — перестали гудеть потоки эфира, пронизывающие курган. Я почувствовал, как знаки на камнях, что я рисовал, вспыхнули ярким светом. Ну вот, я был прав!

— Р-р-р-р!

Я обернулся на звук. В земляном лазе посыпалась земля, раздвинулась, и появились мощные лапы. А затем и морда Людовика Четырнадцатого, прокопавшегося ко мне. Собака вылезла из подкопа, встряхнулась и посмотрела на меня покровительственным взглядом, только что не говоря вслух: опять приходится спасать глупых человеков.

— Константин Платонович! — из дырки донёсся голос Сумарокова. — Константин Платонович, вы живы?

— Жив! — заорал я и с облегчением выдохнул. Откопали!

— Вы только не волнуйтесь! — кричал Сумароков. — Сейчас мы отроем проход и спокойно выберетесь.

— Хорошо! Я нашёл погребальную камеру.

— Да? И что там?

— Вижу вашу красную штуку. Такие круглые светящиеся шарики.

На несколько секунд воцарилось молчание, а потом Сумароков тонко вскрикнул:

— Ни в коем случае не трогайте! Лучше отойдите подальше! Я сейчас к вам залезу!

Снаружи послышались крики, возня, и через пару минут из лаза показался старичок, весь перепачканный землёй. Я помог ему влезть в погребальную камеру и подняться, но он этого даже не заметил. Взгляд Сумарокова был прикован к “красной ртути”.

— Четыре! — с восторгом выдохнул он. — Целых четыре штуки! Боже мой, какая редкая удача!

В руках у него появилась свинцовая шкатулка и лопаточка из жёлтой кости. Анубис, сыто ворочавшийся в груди, подсказал, что она сделана из человеческой лопатки. Какая гадость!

Сумароков, задержав дыхание, лопаточкой загнал шарики “красной ртути” в шкатулку и захлопнул крышку. Счастливо зажмурился, а затем посмотрел на меня.

— Выбирайтесь, Константин Платонович. Мы сами упакуем находки.

Дважды просить меня не пришлось.

* * *

Я вылез наружу под радостные крики мужиков с лопатами. Встал, отошёл в сторону и растянулся на траве. Хорошо-то как! Солнышко светит, воздух свежий, простор — красота. Никогда, ни за что не полезу в такие норы. Пусть эти археологи копают что хотят, а меня звать не надо. Я, может, и некромант, но под землю больше лезть не собираюсь.

Отлежавшись с полчаса, я пришёл в себя и направился в лагерь. Отмылся от земли, как смог, переоделся в чистое и стал ждать Сумарокова. А когда он наконец появился, мы с ним основательно поругались.

— Нет, нет и нет! Это невозможно!

— Василий Петрович…

— Даже не говорите мне о таком!

— И всё же я настаиваю.

— Константин Платонович, вы понимаете, что это ценные археологические находки? Уникальные! Можно сказать, мы имеем дело с редчайшим захоронением, составляющим единую коллекцию. Её ни в коем случае нельзя разделять! Наука не простит такое вопиющее святотатство!

— Абсолютно с вами согласен. Разделять нельзя, это вы правильно заметили. Поэтому я заберу весь комплект: кольца, ожерелье, обруч.