Дядя самых честных правил 2 - Александр Горбов

— Это как посмотреть.

Теперь уже я открылся, выпуская Анубиса. Мой Талант появился во всей необузданной красе. Не слишком выпячивая силу, он дыхнул могильным холодом и смертным ужасом. Мне даже самому стало не по себе, настолько жутко получилось.

— Вот как? — Шереметев подался вперёд. — Знакомый Талант. Помнится, мы уже спорили с вашим дядей, и, как видите, я вполне себе жив и здоров.

— Дядя умер от старости в своей постели, а не на поединке с вами.

Я крутанул в пальцах вилку. Серебряный столовый прибор вполне годился, чтобы начертать первый атакующий Знак. Вдобавок, вилка наверняка расплавится от потока эфира и горячий металл полетит в моего противника. А я как раз успею выхватить small wand.

На груди растеклось тепло — Анубис напитывал защитную татуировку эфиром. Умничка какой!

— Вы — не Василий Фёдорович, — Шереметев ухмыльнулся, — опыта не хватит. Вы, мой дорогой, молокосос ещё.

В ответ я толкнул Анубиса, и над столом начал сгущаться эфир. Маленькое такое раскалённое облачко, готовое бабахнуть направленным взрывом прямо в лицо графу.

— Вы ничего не забыли, молодые люди?

Голос Марьи Алексевны звучал глухо, с хриплыми нотками. Я повернулся к ней и обомлел. Ёшки-матрёшки! Вот тебе и княгиня!

Её глаза светились голубоватым светом, а по коже пробегали короткие молнии. Будто из глубокой бездны на свет поднимался Талант — взбешённый левиафан в последний день мира. У меня даже волосы по всему телу встали дыбом от напряжённой ауры, которую он излучал.

Посуда на столе мелко зазвенела, вздрогнула и поднялась над скатертью, будто потеряв вес. Воздух загустел, точно янтарь, в котором еле двигали лапками две мушки — я и Шереметев. А нам улыбалась Марья Алексевна — попробуйте, мол, дёрнитесь, глупышки. Хотите узнать, что такое настоящая сила? Ап, и нет вас.

У меня перед глазами поплыло — ни дышать, ни шевелиться, ни пискнуть в присутствии этого было невозможно.

Дзинь! Словно лопнула струна, протянутая из земли в небо. И тут же всё кончилось. Давление спало, а сила ушла обратно в себя.

— Хр-р-р-р… — хрипя, Шереметев дрожащей рукой потянулся к бокалу и выпил, стуча по стеклу зубами.

А я просто дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох. Анубис, поражённый такой демонстрацией, спрятался и делал вид, что очень занят. Хвост, наверное, разглядывает, или не знаю, чем ещё может заниматься Талант.

— Марья Алексевна, — подал голос Шереметев, — вы поразительная женщина. Простите, что забылся в вашем присутствии.

— Без него тоже не стоит, — княгиня усмехнулась.

— Простите, — повторил граф и изобразил поклон, — я погорячился.

— Я тоже, — мне пришлось напрячься, чтобы протянуть ему руку. — Давайте начнём с самого начала.

Шереметев смерил меня взглядом, на мгновение задумался, но руку пожал.

— Хорошо, забудем этот досадный инцидент.

Дверь с шорохом приоткрылась, и к нам заглянул ресторатор. Вид у него был несколько растрёпанный.

— Господа, — произнёс он сиплым голосом, — другие гости заведения спрашивают — им бежать в ужасе или всё обойдётся?

Граф расхохотался. Задорно и от души, тряся головой.

— Ох, шельмец, — он погрозил ресторатору пальцем, — умеешь задать правильный вопрос. Пусть сидят, ничего страшного не происходит. Всем шампанского за мой счёт.

— Сделаю, — ресторатор поклонился и в тот же миг исчез.

А Шереметев налил себе в бокал из бутылки и откинулся на спинку стула. Взгляд его был таким же тяжёлым, но уже без явной угрозы. Что же, попробуем поговорить ещё раз.

* * *

— Пётр Борисович, скажите, какие мои “заявления” вызвали у вас гнев?

Шереметев искоса зыркнул на меня и сложил руки на груди.

— Вы сами знаете.

— Представьте себе, Пётр Борисович, не знаю. Даже предположить не могу.

Граф поджал губы.

— Вы изволили заявить, что жаждите кровной мести по отношению к моей семье. И обещали поставить мою голову на каминную полку.

— Я?!

— Вы-с.

— Ничего подобного. Ваша семья мне абсолютно безразлична, как и ваша вражда с дядей — он не завещал мстить вам. А что касается вашего… ммм… сына, то я лишь защищался. Можете спросить Судью…

— Я имел с ним беседу, — Шереметев вперился в меня, будто собирался просверлить дырку. — Так вы не говорили про кровную месть?

— Нет.

— Поклянитесь.

— Вам мало моего слова? Хорошо, — я поднял руку и призвал Анубиса. — Пусть Талант будет свидетелем, я не требовал мести и не собирался вредить роду Шереметевых.

По комнате пронёсся вихрь эфира — Талант засвидетельствовал клятву.

— Вы довольны? Очень хорошо. Тогда и я в ответ спрошу, Пётр Борисович: за что вы меня невзлюбили? Я исполнял пожелание дяди, приняв его Талант. Не больше, но и не меньше. Вмешательство в волю покойного…

Шереметев выставил ладонь, прерывая меня:

— Погодите, Константин Платонович, не надо лишних слов.

Он опустил руку и пробарабанил пальцами по столу несколько тактов военного марша. На лице графа была смесь злости и раздумий.

— Я, — проговорил он медленно, — не отдавал сыну приказа убивать вас. В письме я просил его только поговорить. Выкупить ваше наследство или привлечь в семью. Формально, как наследник Василия Фёдоровича, вы имели на это право. Боюсь, мой покойный сын неправильно истолковал поручение или решил проявить ненужную инициативу.

— Или ему помогли так истолковать.

Граф вскинулся, глядя на меня вопросительно.

— Тот, кто солгал вам обо мне и тех словах, что я не говорил.

В глазах Шереметева промелькнула чёрная тень.

— С этим я разберусь сам, — уголок рта графа дёрнулся, — это не ваша забота.

Он замолчал и как-то осунулся. Плечи опустились, вокруг глаз пролегли морщины. Стало заметно — граф уже не так молод, как хочет казаться. И наш разговор немного пошатнул его дух.

— У меня нет к вам ненависти и открытого счёта, Константин Платонович. Вадим мёртв по своей глупости, и я не буду требовать с вас ответа.

— Тогда считаем наши взаимные вопросы закрытыми.

Я встал, протянул ему открытую ладонь. После секундного колебания, Шереметев тоже поднялся и скрепил слова рукопожатием.

— Марья Алексевна, — граф поклонился, — вынужден покинуть вас. Дела ждать не могут, да и вы уже утомились моим обществом.

Он поцеловал руку княгине и вдруг обернулся:

— Ах да, чуть не забыл, — Шереметев вытащил свёрнутую вчетверо бумагу и протянул мне. — Это вексель на десять тысяч рублей. Я обещал Шарцбергу закрыть тяжбу с вами и выполняю его решение. Надеюсь, вы распорядитесь деньгами с умом.