Дядя самых честных правил 2 - Александр Горбов

От возмущения Сумароков выпучил глаза и покраснел.

— Вы издеваетесь, Константин Платонович? Это невообразимо!

— Почему? Всё логично: мне золото, вам “красная ртуть”.

— Тихо! — зашипел старичок. — О таком говорят шёпотом в закрытой комнате, а не орут на весь лагерь. И вообще, у нас был уговор: вы мне помогаете открыть могильник, а я засчитаю вам экзаменацию. Так?

— Не-е-ет, милейший Василий Петрович. Буквально вчера вы обещали мне половину найденного золота. Помните?

— Ммм…. Ну, что-то такое, да.

— Василий Петрович, я сделал всё, чтобы вы получили доступ к захоронению. Так?

— Сделали, — Сумароков кивнул.

— Вы получили четыре…

— Тс-с-с!

— Четыре этого самого. Больше, чем рассчитывали. А я рисковал жизнью, между прочим.

— Мы бы всё равно вас откопали!

— Угу, холодным трупиком. Василий Петрович, я считаю, что имею право на часть находок. Как ключевой участник раскопок.

— А не хотите взять кости? Скелет в отличной сохранности! А череп? Вы видели этот череп?! Какая форма, какая челюсть. Зубы почти целые!

Я с укором посмотрел на Сумарокова. Он перехватил взгляд и вздохнул:

— Не хотите? Жаль, очень жаль.

— Василий Петрович, скажите честно, в России много деланных магов?

— Что вы, нет конечно.

— Сколько из них согласны вам помогать?

Сумароков вздохнул снова:

— Весь комплект, значит? Это будет ужасающей потерей для науки.

— Почему же потерей? Я не собираюсь переплавлять украшения или продавать за границу. Будут лежать, радовать взгляд.

— Да?! — он искренне удивился. — Вы серьёзно?

— А в завещании специально укажу, что комплект должен быть передан в музей.

— Что же вы сразу не сказали? Я уже навоображал, что вы ради денег. Берите!

Он барственно махнул рукой.

— Спасибо, Василий Петрович. И насчёт экзаменации…

Старичок улыбнулся.

— Я сам сообщу Дубасову, можете не волноваться.

На том мы и расстались.

* * *

Обратно в Муром я уехал один. Сумароков не вылезал из кургана: возле задней стенки обнаружились какие-то кувшины, и он, как наседка, квохтал над ними, отгоняя помощников и лично вынося их из-под земли. Впрочем, я не жаловался — экипаж был удобный, дорога не слишком длинная, а мне было над чем подумать.

Паром пришлось немного подождать, но я не возражал. Стоял, глядел на реку, лодки, дышал. После заточения в кургане у меня проснулась особая жадность к воздуху — мне его всё время было мало. Ничего, пройдёт постепенно.

Почти пустой, к берегу причалил паром. Кучер загнал на него экипаж, а я поднялся на борт пешком, вспоминая Людовика Четырнадцатого. Хорошая собака, ничего не скажешь. И мой некромантский дар игнорировала. Я бы попросил у Сумарокова щенка, да рыжий подобрыш его затретирует. У Мурзилки принципиальная позиция насчёт собак — драть когтями, рвать зубами уши и рычать как тигр.

Мы отплыли и, чуть покачиваясь на волнах, двинулись к противоположному берегу. Из интереса я подошёл к хозяину парома. Герасим стоял на самом краю, сжимал в руке багор и пристально вглядывался в воду.

— Милейший, — обратился я к нему, — что ты там ищешь?

Он покосился на меня тяжёлым взглядом, но ответил:

— Рыбу. Сома

— Зачем?

— Нападает чёрт на людей. Баб хватает, прям на мостках, когда стирают. Настасью, соседку, еле отбили. А прошлым месяцем двух ребятишек сожрал, даже костей не нашли.

Вот те на, сом-людоед! Никогда бы не подумал, что такое бывает.

— А к вечеру он гусей да чаек трескает. Подплывёт да как схватит! И перьев не остаётся.

Мне вспомнилось, что сомов ловят на дохлых ворон, слегка подпалив перья на огне. Но сказать вслух я не успел.

Вода справа по борту вспенилась, поднялся небольшой бурунчик, и что-то тяжёлое ударило в днище парома.

— Ы! — Герасим поднял багор и потряс в воздухе. — Убью!

На расстоянии в десяток шагов, если вы умеете ходить по воде аки посуху, между волнами мелькнула грязно серо-зелёная спина огромной рыбины.

— Ы!

Герасим погрозил сому кулаком.

От шума и криков проснулся Анубис. Талант после “красной ртути” спал, переваривая силу. Но сом его неожиданно заинтересовал.

“Аф!” — ткнулся он в грудь.

К сому-людоеду у меня образовались не слишком добрые чувства. Я потянулся к Анубису за силой и неожиданно легко зачерпнул, даже слишком много. Прямо передо мной сгустился эфир, потрескивающий от напряжения. Скрутился в невидимый шар, завис на секунду и со свистом улетел в воду.

— Ы! — Герасим выпучил глаза, уронил багор и показал пальцем на реку.

На речной глади появился круг, внутри которого кипела вода. Бурлила, лопалась пузырями, исходила паром. А через несколько мгновений в кругу всплыл кверху брюхом сом. Ничего себе! Вот это я перебрал с мощью.

— Тьфу ты, — Герасим разочарованно махнул рукой, — кто так сома варит? А соль? А лук? А укроп? Только продукт переводить!

Паромщик зацепил рыбу багром и вытащил из воды на брёвна.

— Здоровый, — качал он головой, — как лошадь. Видно самого водяного возил.

А мне захотелось отойти подальше. Может, я и некромант, но нюхать рыбу-людоеда мне претило. Хорошо, что берег был близко, и через десять минут экипаж продолжил путь. Домой, быстрее домой! Я дико соскучился по Тане, Александре и даже старой княгине. Из принципа сегодня спущусь и послушаю, как она бренчит на своей арфе.

Всего пара дней отсутствия, а встретили меня, будто на год уезжал. Александра чуть не прыгала от радости, Марья Алексевна приказала готовить праздничный ужин, Бобров мне так тряс руку, словно хотел оторвать. Но с ним-то как раз понятно — закрыв долг, положено радоваться и светиться счастьем, что он и делал. Даже Диего вела себя чуть менее чопорно и улыбалась.

— Идём, — стоило восторгам утихнуть, Марья Алексевна взяла меня под локоть, — тебе подарок прислали.

— Кто? Какой?

— Увидишь, — княгиня хитро улыбнулась. — Кстати, у нас тут скандал случился, весь город в ажиотаже второй день.

— Помер кто-то? Или какая-нибудь замужняя графиня сбежала с офицером?

— Ой, Костя, тоже скажешь! О сбежавших жёнах стараются не шуметь, — княгиня махнула на меня рукой. — Но ты угадал — сбежал. Только не графиня, а градоначальник.