Это по-настоящему - Эрин Уатт

– Ладно, я первая. Почему ты не захотел пожимать мне руку?

– Не люблю, когда меня трогают.

Довольно иронично, учитывая, что прямо сейчас я сам тайком трогаю ее волосы. И не останавливаюсь.

– За меня постоянно кто-нибудь хватается в общественных местах, даже несмотря на Большого Ди и Тайриса. Поэтому в обычных обстоятельствах я предпочитаю сам инициировать физический контакт. Так что ничего личного. Моя очередь: почему ты согласилась этим заниматься?

– Деньги. – Она бросает на меня взгляд из-под ресниц. – Наши родители были не слишком-то ответственными и оставили нам много долгов. Пейсли из сил выбивалась, чтобы удержать семью на плаву, и было бы крайне эгоистично с моей стороны не помочь ей, когда у меня появилась такая возможность.

До меня вдруг доходит, и я потираю лоб. Я позволяю себе отвратительно поступать с сиротой. С целой семьей сирот! Кроме того, от моего внимания не ускользает, что, по большому счету, мы с ней в одинаковом положении – подростки, оставшиеся без родителей. Мои родители живы, но если учитывать, как часто мы видимся, особой разницы нет.

– Теперь я. – Она поворачивается ко мне, подкладывая одну ногу под себя. – Зачем ты этим занимаешься? Из всех людей в мире уж у тебя-то точно не должно быть проблем с тем, чтобы найти кого-то, даже «обычную» девушку. – Она делает пальцами кавычки.

Она смотрит прямо на меня, и в этих обстоятельствах довольно сложно незаметно трогать ее волосы, так что я убираю руку будто для того, чтобы взять свое пиво. На вкус оно как теплая моча.

– В Лос-Анджелесе все говорят, что хотели бы встречаться с кем-то «обычным», «нормальным», но на самом деле, это не так. У нас совсем иначе устроена жизнь. Я безумен, и все, с кем я могу поладить, тоже слегка безумны. Только такие люди могут согласиться на жизнь в аквариуме, на полное отсутствие приватности. И девяносто девять процентов всех твоих отношений – дружеских или сексуальных – специально срежиссированы ради пиара. – Я одним глотком допиваю остатки теплого пива и продолжаю: – Но это был длинный ответ на твой вопрос, а короткий такой: меня никто не выдерживает. – Вонн открывает было рот, чтобы возразить, но я торопливо продолжаю: – И не потому, что я такой известный – хотя это и так… – Вонн фыркает, – а потому что у людей просто не хватает терпения понять, что временами я могу быть настолько погружен в музыку, что забываю есть, пить или ходить в туалет. И я могу только играть на гитаре и петь, пока пальцы не начнут болеть от струн, а голос не сядет. Я вспоминаю то бесконечное число раз, когда Пятница начинала скрестись под дверью домашней студии и ныть, что ей скучно. Никакая нормальная девушка не выдержит, когда, например, в туре я вхожу в свой номер и обнаруживаю там голую фанатку, которая узнала код от двери у курьера, которому отсосала на лестнице. Никакая нормальная девушка не выдержит долгого отсутствия во время туров. Она, конечно, может поехать в тур вместе со мной, но уже к третьему городу запросится домой, потому что устанет долгими часами ничего не делать, а потом слушать один и тот же трек-лист, тусоваться с местными организаторами концертов, а потом опять – самолет, автобус, интервью для радио, газет и телевидения, все по сотому разу задают одни и те же вопросы. Вот поэтому здесь и сидишь ты, а не кто-нибудь другой.

Она очень долго молчит, а потом открывает рот и говорит нечто совершенно неожиданное:

– На самом деле, это были сразу два длинных ответа. А не короткий и длинный.

– Но я ответил на твой вопрос? – тихо произношу я.

Вонн закусывает губу:

– Да.

13

ОНА

1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 Они опять виделись? А фотки есть?

OakleyFord_stan№ 1 @1doodlebug1 Не-а! Только твит от @OakleyFord.

1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 Это серьезно? Они встречаются? Почему никаких фотографий нет?

OakleyFord_stan№ 1 @1doodlebug1 Я не в курсе:(

О свидании номер три мне сообщают не Клаудиа и не Окли. Я узнаю об этом от курьера в хаки, который вручает мне белую коробку с черной ленточкой и велит «расписаться здесь».

Я даже толком не успеваю прикоснуться к экрану для электронной подписи, как он уже спускается с крыльца и лезет в фургон.

– Спасибо, – кричу я ему вслед, но он не слышит.

Я осторожно заношу коробку на кухню, где последние два часа отвечаю на твиты. Клаудиа утром прислала мне сообщение и велела общаться со «своими фанатами» – с теми, которые успели подписаться до того, как аккаунт стал закрытым.

Но у меня нет фанатов. Это не фанаты, а… девочки, которые сошли с ума, увидев твит Окли про то, что «в следующий раз он не забудет меня накормить».

И даже если бы я могла рассказать им правду – о том, что Окли на самом деле пафосный придурок, который считает, что нормальная девушка не сможет общаться с таким человеком, как он, потому что слишком ревнивая/нетерпеливая/недостаточно ему сочувствует, – они бы просто переключились на кого-нибудь еще.

Например, одна из них уже сообщила, что УУ симпатичный. Я еле заставила себя удалить ответ «руки прочь от моего парня!», потому что у меня как бы нет парня.

В общем, в итоге я всем отвечаю что-то в духе «Для меня самой все это очень неожиданно!» и «Не вполне понимаю, что происходит».

Пейсли звонила в полдень и сказала, что Клаудиа восхищена моим «спектаклем». Но это только испортило мне настроение, а модная коробка с переплетающимися сверху рельефными буквами «GG» усугубляет дело.

Мне даже немного страшно ее открывать. Самая модная вещь, которая у меня вообще есть, – мамина сумочка бренда Coach. Всего несколько дней назад я работала официанткой в «Шаркиз» и подавала людям стейки, одетая в чужие синтетические черные штаны (слишком тесные) и белую рубашку (слишком большую).

Я снова смотрю на приложенную к коробке карточку, чтобы убедиться, что там действительно стоит мое имя. Так и есть. На конверте красивыми каллиграфическими буквами написано: «Вонн». А внутри записка: «Надень это сегодня».

Ленточка развязывается, стоит за нее потянуть, и я снимаю крышку. Внутри под слоем оберточной бумаги… что-то вроде блузки?

Я приподнимаю этот предмет – сквозь кружево прекрасно видны все предметы в комнате. Еще в коробке лежат короткая черная юбка и туфли на невероятно высоких каблуках.

У меня перехватывает дыхание: значит, третье свидание будет публичным.

Поскольку мне нельзя связываться с Клаудией напрямую, я пишу своей сестре: «Куда мы идем?».

Она не отвечает. Видимо, на встрече.

Я несу все это наверх и раскладываю на кровати. Пробую надеть туфли – они оказываются одновременно и малы, и велики, как это ни парадоксально. Моим пальцам тесно, но между пяткой и задником еще остается место, и единственное, благодаря чему они вообще удерживаются на ногах, – это широкие ремешки на щиколотках. Кроме того, каблуки жутко высокие, и мне кажется, что я сейчас упаду.