Естественный отбор - Александр Звягинцев

Но вдруг ножницы выпали из рук Скифа в эмалированную мисочку с водой. Он всем корпусом подался к телевизору. На экране разбитый взрывом «БМВ», оторванные руки-ноги водителя разбросаны по асфальту. В углу фото Ольги. Дикторша бодро щебечет: «Вчера в 16.30 на ведущую нашей телекомпании Ольгу Коробову совершено покушение. Взрыв, оцениваемый специалистами в двести граммов тротилового эквивалента, разнес машину на части. Водитель погиб. По счастливой случайности Ольга Коробова задержалась в холле телецентра на десять минут. Получили легкие ранения двое прохожих…»

Скиф сдернул с шеи простынку и принялся яростно стирать с бороды мыльную пену.

— А! Проснулся, воитель славы… — В избу вошел отец Мирослав, перекрестился на икону и принялся обметать снег с подола рясы. — Чего взбеленился, будто черта, прости, господи, встретил?

— Мне в Москву надо!

— Всем туда надо.

— Мне в Москву — срочно, неотложно!

— Ты не воюй, ратоборец. Срочно только на двор по большому делу нужно, остальное можно отложить. Ты сутки во сне так командовал, что мою Марью Тимофеевну насмерть перепугал, а она в тягостях сейчас… Бриться собрался? Дело нужное. Только смотри — бороду и усы подровняй немножко, а все подчистую не снимай.

— В попы, что ли, меня запишешь? Я еду прямо сейчас! У меня жена в смертельной опасности!

Гладко выбритый, коротко подстриженный и тщательно расчесанный отец Мирослав разительно отличался своим спокойствием от возбужденного, нечесаного Скифа с остатками мыла на лице.

— Присядь, брат мой, и поразмысли спокойно. Ты не поп, и жена, следовательно, у тебя не последняя. Но-но, не след бывшему красному командиру на духовное лицо с кулаками кидаться. А теперь помысли, с чем тебе в Первопрестольную ехать.

Отец Мирослав разложил перед Скифом его же деньги и документы, сомнительный украинский паспорт и двадцать семь долларов мелкими купюрами, не считая украинских купонов.

— Тебе эта фотография нравится? — Отец Мирослав вытащил из бумажника Скифа блок фотографий, на котором была отрезана одна: Это были последние снимки Скифа, сделанные в Югославии. Он снялся перед отъездом на Родину в фотоавтомате одного из белградских универмагов. — Мне лично не нравится. Ты на ней как библейский разбойник с большой дороги. Я одну отрезал себе на память, не возражаешь? — Отец Мирослав раскрыл паспорт, которым снабдили Скифа украинские ангелы-хранители в микроавтобусе. — «Смотрицкий Иван Петрович»… Добро, что хоть еще Мелентием не окрестили.

Отец Мирослав умолк и своими прозрачными польскими глазами едва ли не с издевкой посматривал на зло сжимающего кулаки и губы Скифа. Птички разом перестали чирикать и сквозь прутья клетки любопытными круглыми глазами уставились на замолкших людей. Мария Тимофеевна закрыла рот полотенцем и с ужасом наблюдала небывалую в этом тихом православном доме картину.

Накаленную обстановку разрядил участковый милиционер. Он вошел, держа перед собой фуражку, истово перекрестился на многочисленные образа, затем поклонился на лампадку, снова водрузил на голову фуражку для пущей официальности и с начальственной строгостью в голосе обратился к Скифу:

— Нарушаете, гражданин, паспортный режим Российской Федерации. Надо было отметиться в день приезда в отделении милиции по месту временного проживания.

— Я только что приехал и не успел заявить о себе. Милиционер снова снял фуражку и протер ее изнутри по околышку вязаной перчаткой.

— Иван Васильевич, стало быть, участковый здешний. Вы уже третий день здесь, могли бы и побеспокоиться. Давайте сюда ваш паспорт и распишитесь вот здесь, — протянул он какие-то листки бумаги.

Скиф вопросительно поднял брови и взглянул на отца Мирослава, тот в ответ пожал плечами и хитровато улыбнулся. Скиф протянул милиционеру свою украинскую «липу». Тот спокойно положил документ в карман, сделал какие-то пометки в своих бумагах и вынул из кармана… российский паспорт:

— Вот, Василий Петрович, держите ваш документ и больше никогда не нарушайте. На первый раз вам прощаю. Прописаны вы будете по этому адресу временно сроком на три месяца. Не забудьте в установленном порядке подать заявление о прописке, если понадобится.

Иван Васильевич снова перекрестился и козырнул.

— Угощайся, милок, — хозяйка сунула ему пирожки в газетке. — Горячие, только из печки вынула.

Милиционер с достоинством принял подношение и громко хлопнул набухшей от снега дверью. Скиф раскрыл паспорт и с удивлением прочитал:

— Луковкин Василий Петрович… Один другого краше.

С фотографии в паспорте на Скифа смотрел знакомый бородатый сербский четник.

— Зато надежней, Василий Петрович, — видя замешательство постояльца, успокоил его отец Мирослав. — Так что бороду придется оставить, ты только ее цивилизованно подровняй.

За окном на улице раздался причудливый сигнал клаксона. Услышав эту мелодию торжественного марша, Скиф осторожно отодвинул занавеску. Из-за покосившегося забора во всей своей красе появился новенький «Мерседес». Из него неторопливо вышел молодой человек в дорогой, но старомодной дубленке, в каких прежде ходили партийные боссы первых лет перестройки. Он небрежно оперся на открытую дверцу машины и безжалостно жал на сигнал.

— Чего балаганишь, ирод окаянный! — крикнул ему с крыльца отец Мирослав. — Заходи в дом.

— Не хочу в твой курятник, сам выходи и садись в машину. Переговорить надо, Славик.

— Не могу я, охальник. Гость дорогой у меня. Собираемся к заутрене.

— Бери тогда своего гостя с собой. Я вас обоих подвезу, а по дороге обговорим одно дельце.

Скифа после Европы никаким «Мерседесом» не удивишь, но в обрамлении кривых заборов и черных покосившихся изб, занесенных по окошки снегом, это уже была настоящая экзотика.

— Не вовремя ты заехал, — проворчал отец Мирослав, расправляя подол подрясника в машине. — Ко мне богомолец из дальних краев наведался, гость редкий и многожданный. В соборе сегодня сам владыка служит.

— Ничего, Славик, обождет твой архиерей.

Парню было лет двадцать пять, не больше. С крепких щек еще не сошел юношеский румянец, а шея еще не утратила детской округлости. Отцу Мирославу же, следует напомнить, было уже за пятьдесят.

— Служба эта для тебя не последняя, а дочка у меня родилась первая. Надо поговорить за крестины, понимаешь.

— Брат Василий, — повернулся к Скифу отец Мирослав. — Ты в своих горных далях и высях оторвался от грешной матушки-земли. Теперь виждь и внемли — пред тобой заместитель главы администрации. То бишь наместник наместника.

Парнишка за рулем многозначительно воздел над собой указательный палец:

— Первый!.. Первый заместитель, не забудь добавить, понимаешь? А гость твой издалека? Видимость как бы нерусская.