Карты миров. Дети Соловорана - Елена Витальевна Пономарева

Деник был совсем маленьким и сидел у мамы на руках. Он постоянно плакал. Но мы проделали два дня пути не за тем, чтобы просто уехать из-за его непрекращающегося раздражающего нытья. На улице стояло страшное пекло, и бордовые тени на городском рынке плавно плыли, точно октябрьские листья по ветру. Шумным ливнем казались воспоминания об этом месте.

Снуя среди улочек, мы двигались, отдавшись общему течению людей, шли к центральной площади, на которой стоял эшафот. Несколько испуганных фигур стояли на нем. Казалось, они боялись пошевелиться. Шел суд. Мама отдала мне брата и приказала строго-настрого не выпускать его из рук. Она поставила нас возле дальней стены. Слушанье было, по-моему, по делу о массовом убийстве или что-то такое. Я плохо помню. Мама потом немного рассказывала после. Судили ее сестру. Её обвиняли в лишении жизни тринадцати человек. Мы, конечно, не верили, что она на такое способна. Но родственникам было запрещено свидетельствовать в пользу обвиняемого. Мы лишь приехали поддержать бедняжку в эти возможно последние минуты жизни. Но к счастью, тогда обошлось. Такое случалось крайне редко, но нашлись другие свидетели, и мамину сестру отпустили. В наших краях суд и казнь проводились сразу один за другим. И с преступниками разговор был коротким. Поэтому после того как бедную женщину отпустили, казнили какого-то мальчишку, который обвинялся в хищении драгоценностей у богатого вельможи. Ему отрубили голову, которая, отрыгнув, катилась и катилась по постаменту, с детскими глазами, закатившимися в гримасе ужаса, словно мальчик все еще пытался куда-то убежать.

Это произвело на меня огромное впечатление. Ночью меня лихорадило. Мама делала мне компресс из драгоценной в местных краях пресной воды. Деник крепко спал рядом, обвив мою шею ручонкой. Братишка… Я была такой глупой. Не ценила его. ОН – мой единственный родной человек во всех измерениях. Неужели мне суждено умереть в этом мире, полном чужаков, так и не обняв его в последний раз?

Тюрьма была довольно теплой, но в ней не было света. Дрожь беззвучных рыданий содрогала меня. Я так мало общалась с живыми существами последнее время. Но если раньше одиночество меня тяготило, сейчас я чувствовала, что не нуждаюсь в общении вообще. Меня как будто рвало изнутри. Задыхаясь от частоты сокращений, превратившись в один большой спазм, я сидела одна в темной камере, оплакивая брата как умершего. Только бы выбраться отсюда и найти Деника, только бы найти Деника! Господи, помоги мне его отыскать! Духи, помогите мне выбраться отсюда. Ничего больше прошу, только бы помочь братику!

Так, незаметно для себя, я впала в какое-то странное состояние ступора. Меня морозило, хотя здесь было жарко. Мой разум как будто расщепился на две части. Одна часть контролировала покачивающееся в оцепенении тело, а вторая понеслась по удивительным просторам, пока не попала в чудесную рощу. Здесь пахло невероятной сладостью, опутывая сознание дурманом приключений. Неведомые секреты, казалось, росли прямо из земли. А ароматные цветы ввергали рассудок в истому созерцания. Густые папоротники и лианы, похожие на те, о которых мне рассказывали в детстве, вились причудливыми нитями, похожими на спираль вселенной. Я увидела четверых выдр, охранявших, казалось, просто скалу.

Они не заметили меня, и я взлетела вверх по ступеням, вырезанным прямо из скалы. Вход в пещеру был богато украшен флористическими изразцами и изображениями неких крылатых божеств. Согласно надписи, которая почему-то легко мной прочлась, несмотря на незнакомый язык, этот храм был «навечно сокрыт в цепи каменной возвышенности».

Я вошла внутрь, не почувствовав прохлады сводов, как я не чувствовала жары в воздухе снаружи. По стенам я видела рисунки древних. Мне сложно было их разглядеть, все было как будто в тумане. Под пологом гуляли чьи-то голоса. Это были голоса, звавшие в глубь пещеры…

Мое видение было резко прервано скрежетом открываемого каменного засова. Часть меня не успела выйти из храма, продолжая в нерешительности висеть между полом и потолком.

Но действительность оказалась сильнее, и часть разума, оставшегося в камере, метнулась к источнику света. Это был меч Ниса.

Потом показался и он сам.

– Пленница, на выход. Я сейчас отстегну тебя от стены. – потом голос его резко изменился. Он стал надевать колодки на шею и тихо заговорил: Могут подслушать, поэтому буду краток. Слушание будет публичным и пройдет перед дворцом. Сделай все, чтобы узнать, почему пауки напали на нас. Это важно. К концу третьей смены, это через 2 смены, придут наши сторонники, мы поднимем восстание и освободим тебя.

После Нис снял с меня тяжелую цепь, уходившую в камень свода, и вывел в темный коридор».

Дагон устало потянулся. От долгого сидения у него затекла спина. Надорванная несколькими неделями ранее, при спасении толстой овцы от падения в обрыв, она то и дело давала о себе знать. Тогда, сквозь боль, капитан все-таки вытащил животное. А потом мужчины помогали женщинам притаскивать урожай в амбары. В тех краях часто шли дожди, поэтому все корнеплоды и овощи следовало убирать быстро. Залечить спину было некогда. Теперь женщинам предстояло обработать новину. Мужчины же занимались заготовкой корма для скота и приготовлением оружия к зиме – им предстояло охранять скот от хищников.

Дагон осмотрел комнату – все ребята спали. Шуе тихонько шепнула: «Пускай», и мужчина повалился усталый на свой тюфяк.

Утром следующего дня ребятишки неохотно покинули хижину без завтрака. Они неслись под дождем к своим домам, из которых вились нити дыма.

Глава 18. Снова буря

Приближалась зима. Первые заморозки оставили с утра хрустящий иней на траве, который красиво искрился под ногами сотнями граней.

Выйдя из хижины, Дагон потянулся, улыбаясь морозцу, и направился к сероватой кромке леса, стоявшей к югу от деревни. Надо было раздобыть дров. По дороге он захватил топор, торчавший в старом пне у дальней стороны ограды, и вылез через дыру в заборе. Конечно, дрова надо было на чем-то тащить, но мужчину это мало заботило. Он бодро шел, приминая иней кожаными сапогами, от которых оставались зеленые следы на белесой траве. Слева возвышались меловые горы.

Изо рта шел пар. Это почему-то очень развеселило мужчину, и он припустил еще быстрее.

Вскоре показалась лесная граница. Каждый раз, переступая ее, капитан чувствовал благоговейный трепет, словно совершал путешествие в другое измерение. Шаг – и ты уже в другом мире, где человек оставляет все человеческое и становится зверем, частью леса.

Сегодня лес казался особенно сказочным. Под ногами шелестела опавшая коричнево-бордовая листва, окаймленная чудесными искорками перевернутой индевелой ладони, не сумевшей обхватить лист целиком.