Хроника чувств - Александр Клюге

Империи распадаются схлопываясь, то есть они распадаются внутри человека. В двадцатом веке в течение одной человеческой жизни можно было пережить три таких катастрофы. Следующие истории охватывают время от сегодняшнего дня до Гильгамеша: распад власти.

Мне никогда не разрешалось заводить речь о том, как мой отец в марте 1945 года, когда стали приближаться передовые части Красной армии, закопал в саду под яблонями семейные ценности (фарфор, серебро, две большие сумки, документы) и завалил все это кучей навоза, который в дождливую погоду стал быстро покрываться зеленью. Я не выдал этой тайны, хотя и был воспитан в коммунистическом духе и приучен раскрывать все личные секреты. Так в каждом чекисте прячется частное лицо. Однако я могу подтвердить, что это частное лицо вовсе не первоисточник, из которого берут начало образ поведения и характер (основание надежности), оно обитает скорее в некоем боковом туннеле, в который общество не проникает. А потому я остаюсь совершенно надежным партийцем, который всего-навсего не выдает семейный тайник (и его не вскрывает). Необходимо забвение, потому что в крайнем случае не будет возможности ускользнуть. Так что современный патриот — сложный продукт[26].

Мыслящий, действующий продукт. Мы намеревались надежно спрятать данные разведки, а также часть партийной кассы в Китайской Народной Республике. Ящики и денежные средства уже двигались в направлении нашего посольства в Пекине, когда мы узнали, что Китайская Народная Республика в случае объединения ГДР и Федеративной Республики в конфедерацию будет объединять их посольства в одно. КНР не признает обособленной собственности, пусть даже это собственность братского государства или братской партии, если они теряют свой официальный статус. За короткое время до марта, а затем до присоединения к Федеративной Республике мы не смогли найти принципиального решения. Когда в июне мы потеряли помещения и связь, контейнеры, отправленные нами в начале года, застряли где-то на территории КНР. Их переправляли из одного транспортного народного предприятия в другое, проверялись таможенные декларации, их перегружали с одного транспорта на другой и т. д. До 1992 года ценный груз кочевал из одного пункта в другой, оставаясь «зарытым сокровищем»; в конце концов транспорт обратил на себя внимание китайских властей и был конфискован. Сегодня ничейный груз хранится на складе под Пекином. Китайская администрация не может распорядиться ценностями без справок с нашей стороны. Справок этих она никогда не получит.

За день до того, как требовалось представить баланс для перехода на западную марку, мы отправились в путь на четырех грузовиках с двумя машинами сопровождения. Наши автомеханики, ехавшие на одной из сопровождающих машин, обеспечили нормальное движение нагруженных тяжелыми слитками грузовиков по всем дорогам Восточной Украины и Северной Осетии. На наших картах значилась пустынная зона Усть-Юрт (на восточном берегу Каспийского моря, однако этого моря с «дороги» видно не было, пустыня оказалась степью). Мы оказались в ловушке. Местные власти (или бандиты с незнакомыми нам нашивками) заставили нас направить машины к бывшему караван-сараю. Мы были вооружены, однако трудно было предугадать, какой будет реакция на вооруженное сопротивление и сколько вооруженных людей у другой стороны. Раз в неделю «представители властей» доставляли в наше уединенное место еду. Так мы провели, прильнув к транзисторным приемникам, день воссоединения Германии. Холод проникал в машины. Мы не хотели расходовать горючее на обогрев машин.

Весной мы бросили машины. Слитки иридия закопали. В немецкое посольство в Тегеране мы явились, преодолев 700 километров пешком, при этом нам пришлось пересечь две границы. Нас было двенадцать патриотов. Сначала мы попытались обратиться в посольство Китайской Народной Республики, но нас выставили. В немецком посольстве нам поначалу отказывались выдать паспорта нашей новой родины. От нас требовали доказательств нашего происхождения. У нас же не было ничего, кроме владения немецким языком и ярлыков на нашей одежде, указывавших на место продажи. Паспорта ГДР и оружие, которые могли бы удостоверить наши личности, мы зарыли однажды ночью во время пешего перехода, охваченные приступом паники. Не бежать же было обратно к тому тайнику только ради того, чтобы доказать чиновникам министерства иностранных дел, что мы невольно оказались их «согражданами»? Для этого нам не хватало энтузиазма новообращенных. Когда им надоело держать нахлебников в довольно тесных помещениях посольства, они переправили нас через Аден и Порт-Саид в Росток. Действующие чекисты, мы привыкли принимать почти любое желаемое обличье. Им, нашим противникам, только и оставалось, что поверить нам в том виде, в каком мы явились, «нагишом».

Мы, сотрудники народного предприятия «Экономико-математический центр», располагавшего собственным учебным институтом, домами отдыха в Гарце и курортным поселком на берегу Балтийского моря, отборным персоналом, системой премий, которую, кроме нас, никто не понимал (а потому никто не мог ее исказить), испытали в период трудностей нашего государства поздний расцвет, более того, мы могли бы спасти государство с помощью очень небольшого числа вооруженных людей. Нам нужно было ровно столько вооруженных людей, сколько их используют на Западе для охраны транспорта с деньгами. Если бы нам только поверили. Наше государственное руководство должно было в точном соответствии с принципом децентрализации (который особенно полезен в приложении к центральным структурам вроде нашей) наделить нас соответствующими полномочиями. Однако нас уже никто не слушал. Начальство разбежалось.

Мы совершали путч с помощью цифр. Не каких попало, разумеется, нет. Для записи основных данных хватило бы нескольких листков из блокнота. Любой из нас за двадцать минут объяснил бы эти цифры, гарантировавшие платежеспособность ГДР (вопреки всему, что твердили западные СМИ) на семь лет вперед, каждому ответственному человеку в нашем правительстве, который смог бы понять нашу терминологию, терминологию технической экономики[27].

Начать предстояло с раздела островов Рюген и Узедом на земельные участки. Одновременно горный массив Гарца надо было бы разбивать на предназначенные для сдачи в аренду охотничьи угодья. Затем выставить их на продажу по всему миру через один из французских банков и банк в Ханау. Комбинат в Лёйне продать одному из нефтеперерабатывающих концернов. Флот ГДР следовало уступить азиатским партнерам. Взять заем у Монгольской Народной Республики, горнодобывающие предприятия на территории ГДР сдать в концессию одной особенно мощной южноафриканской компании[28]. Затем следовали: доход от продажи с аукциона запасов государственных музеев ГДР (фарфор, иностранные ювелирные изделия, сомнительного происхождения античные сокровища, например Пергамон, историческое оружие, уроды из коллекции профессора Вирхова, два гвоздя из креста Иисуса, запасы отравляющих газов времен Первой мировой в Альтмарке, особый интерес для Сотби представили бы документы с грифом «совершенно секретно» и грифом, соответствующим грифу COSMIC, накопившиеся за 40 лет истории ГДР); мы предполагали конфисковать и продать существовавшие в ГДР личные коллекции марок и марки, принадлежавшие народному предприятию по торговле почтовыми марками, только это принесло бы четыре миллиарда долларов. Разумеется, зарубежным представительствам ГДР предстояло переехать в квартиры, принадлежащие посольствам участки земли также подлежали реализации. Права на рыбную ловлю на озерах и реках ГДР могут принести, если снять все ограничения, 40 миллионов долларов в течение 10 лет. Это доход.