В глубине стекла - Елена Искра

— Слушай, — говорила Вика, ковыряя вилкой салат, — они тут что, одной травой питаются? Я им что, травоядное? На завтрак трава, на обед трава, на ужин трава, я чувствую, что неуклонно превращаюсь в корову.

— Тебе же вчера нравилось.

— Мне и сейчас нравится, но как-то настораживает. Завтра у нас какое число? Четвёртое? А мы на экскурсию в Луксор пятого едем? Ау! Оля! Ты где?! — окликнула она сидящую с совершенно отрешённым видом подругу. — Очнись!

— Что? — нехотя откликнулась Ольга. — Да, завтра четвёртое, четвёртое ноября.

После Дня учителя Ольга ходила сама не своя. Она никак не могла понять, почему так переживает. Ну переспала с милым мальчиком, а молодые мужчины ей все казались мальчиками. В первый раз, что ли? Всё было прекрасно. Всем хорошо, чего переживать, о чём задумываться?

Но уже на следующее утро ей вдруг стало стыдно за то, что она так легко и даже охотно пошла с ним на близость.

«Что он обо мне подумал? — размышляла она, сидя в кресле. — Что меня достаточно пальцем поманить?» Она опять, как тогда, в парке, почувствовала непонятное раздражение по отношению к Олегу. «Ишь, устроился, — думала она, — Татьяну ему привели, я сама прибежала… Казанова!» Услышав звонок телефона, испуганно прокричала: «Мама, меня нет дома!» Но, услышав материнское «Её нет дома… будет поздно… не знаю…», тут же спросила «Кто?». Так и не поняв, кто звонил, проболталась весь оставшийся день по квартире, ожидая звонка и боясь его. Но звонков больше не было.

Наутро пришла в школу злая, невыспавшаяся, зашипела на сунувшегося к ней Олега дикой кошкой, наставила двоек и виноватым, и правым, а сама всё ждала, когда же он подойдёт снова. Но он не подошёл. После уроков она стояла у окна класса и ждала его прихода, она почему-то была уверена, что он зайдёт. Но увидала его спускающимся со школьного крыльца и тихо расплакалась, судорожно глотая слёзы и всхлипывания, чтобы никто не услышал. Вечером он тоже не позвонил, а на следующий день, на переменке, как-то мимоходом, стал вдруг подбивать клинья насчёт встречи вечером. Ну она и облила его холодным презрением.

Весь месяц она внушала себе: «Он мне не нужен, не интересен», отшивая Олега с видимым равнодушием и каждый раз раздражаясь, что он так легко отступает. С ненавистью поглядывала на встречавшуюся в школьных коридорах Татьяну, представляя, что вдруг она с ним…

Даже в её отношениях с детьми стала проглядывать какая-то холодная жестокость. Двойки ставила совершенно беспощадно, в случае чего сразу звонила родителям, никакие отговорки не помогали. К ней уже несколько раз обращались дети с вопросом, когда у неё будут дополнительные занятия. Но Ольга, вполне резонно на её взгляд, отвечала, что всё необходимое она объясняет на уроке и не видит смысла повторять то же самое второй раз в своё личное время. Дети смотрели на неё странно. Наконец четверть кончилась, и она ни минуты не сомневаясь, вкатила четыре итоговые двойки, поставив их, правда, карандашом.

В последний день учёбы её попросила зайти к себе Анна Абрамовна.

— Вы знаете, Ольга Ивановна, — начала та, усаживая Ольгу в кресло. — Мне импонирует ваша манера работы: стройность объяснений, чёткость требований, неподкупная принципиальность отметок. В вас чувствуется воля, характер. И те двойки, которые вы собираетесь поставить, безусловно, абсолютно заслужены, но, — она сделала паузу, — но двойки эти вы поставите не ученикам, а себе.

— Почему себе, Анна Абрамовна? Я предъявляю минимальные, вполне посильные для любого ученика требования, и они их не выполняют не потому, что не могут, а потому, что просто не желают ничего делать.

— Знаете, Ольга Ивановна, если бы все ученики выполняли требования, связанные с обучением, нам, учителям, и делать-то ничего не нужно было. Дал задание, проверил, вот и вся работа. В том и состоит искусство настоящего педагога, чтобы подобрать соответствующие каждому ребёнку задания и добиться их выполнения. Если нужно, сажаем ребёнка рядом с собой и вместе с ним работаем. Да и отметки ставить необходимо, исходя не из недостатков, а из достижений ребёнка. Например, не знает он у вас в шестом классе таблицу умножения. Давно должен знать, а не знает. Можно, конечно, ему за это двойки продолжать ставить, только это ничего не изменит. Он их уже столько наполучал, а таблицу так и не выучил. А можно вместе с ним сесть и выучить умножение на два, скажем, и ему за это уже не двойку поставить, а тройку или даже четвёрку. Это его будет стимулировать к дальнейшей учёбе, вот он вам, в конце концов, таблицу и выучит.

— Что же я в одном классе должна одному четвёрку ставить за решение квадратного уравнения, а другому за изучение таблицы умножения?

— У каждого ребёнка, Ольга Ивановна, своя, как сейчас говорят, «траектория развития».

— Но у меня в каждом классе таких траекторий тридцать штук. Не могу же я с одними одно учить, а с другими другое, у меня ведь программа. По-моему, нужно просто объективно оценивать знания и оставлять на второй год тех, кто не хочет учиться.

— В том и состоит искусство педагога, чтобы научить каждого, а не отталкивать от себя ребёнка, передавая его другому учителю, который будет вынужден исправлять ваши педагогические ошибки. Некрасиво перекладывать свою работу на чужие плечи.

— Но я совершенно не собираюсь…

— Ну как же не собираетесь? За одну четверть «два», за вторую, а там и за год. Оставите вы своих двоечников на второй год, в следующем учебном году они придут уже не к вам, а к другому учителю и тому придётся их математике учить.

— Но не могу же я им просто так тройки выставить!

— Конечно же не просто так. Пусть они к вам все каникулы ходят и занимаются, двойки исправляют. Вы ведь их карандашом поставили?

— В каникулы?! Но ведь им в каникулы отдыхать полагается, да и я отдохнуть хотела.

— Они и так всю четверть отдыхали, пускай хотя сейчас поработают, а вы… Это у детей каникулы, а у нас с вами рабочие дни. Уроков у нас, правда, в это время нет, а других дел хватает.

— Да, конечно… — Ольга грустно подумала, что двойками этими она действительно наказала сама себя. Вместо того чтобы отсыпаться, отдыхать, заняться личными делами, ей придется каждый день таскаться в школу и сидеть с этой четвёркой бездельников, не способных или не желающих понять ничего из её объяснений. Если они ничему не научились за четверть, то уж за неделю каникул точно ничему не научатся.

— А может, им тройки поставить? — неуверенно протянула она, поднимая глаза на завуча.

— Нет, так не годится, вы же отметки объявили?

— Да.

— Просто так тройку ставить нельзя. Мы таким образом других расхолаживать будем. Я, конечно, понимаю, что в каникулы работать вам совсем не хочется… Давайте вот как сделаем. Вы с ними поработайте в каникулы как репетитор, а в конце пускай они итоговую контрольную напишут.

— Как это — как репетитор?

— Ну за плату. Я вызову родителей, мне это всё равно сделать нужно, раз у детей двойки, и предложу им оплатить вам индивидуальные занятия с их детьми. Я думаю, по сто рублей с ребёнка за двухчасовое занятие будет достаточно.