Наша игра - Александр Афанасьев

Но гром не грянул, и молния не поразила нежить – нежить ворочалась и тянула к нему руки, пыталась встать. И чем-то пахло, какой-то химией, все сильнее и сильнее…

Майснер… или нежить, которая жила в нем, неуклюже махнула рукой, Салахуддин отпрянул. Нежить потянулась за ним…

Нет выхода.

С той стороны нет выхода.

Нежить, ворочаясь на полу, пыталась встать.

– Прибегаю к защите совершенных слов Аллаха от гнева Его, и наказания Его, и зла рабов Его, и наущений шайтанов и от того, чтобы они являлись ко мне…

Но и это заклятье не помогло – нежить сумела встать на четвереньки и поползла.

К нему.

И тут он вспомнил – до этого не помнил, – что у него пистолет.

– Стой!

Нежить странно заскулила, подползая к нему на четвереньках.

Палец дожал спуск. Хлоп-крац!

Пуля попала Майснеру или тому, что сейчас было им, в голову – и оно упало в коридоре и больше не шевелилось. Кровью брызнуло на стену.

Аллах, спаси…

Прибегаю к защите совершенных слов Аллаха от гнева Его, и наказания Его, и зла рабов Его, и наущений шайтанов и от того, чтобы они являлись ко мне…

Салахуддин сделал шаг. Потом еще шаг. По стеночке пробрался мимо того, что раньше было Борисом Майснером, жизнелюбивым евреем с бухарскими корнями. Потом он бросился бежать…

Немного успокоившись, Салик отзвонил Ибрагиму, сказал, что нужно встретиться. Место назвал – у первого пускового комплекса Московской окружной, там еще тихо было, хотя рядом действующая дорога и уйти не проблема совсем.

Салахуддина трясти начало только сейчас, чтобы немного прийти в себя, он выпил два стакана харама в забегаловке для дальнобойщиков, но помогло несильно. Белесые глаза Майснера, и этот звук – Салахуддин понимал, что все это долго будет преследовать его.

Подъехал «крузер» Ибрагима, встал на обочине. Из машины вышел сам Ибрагим, на нем была черная куртка-флиска с капюшоном. Он обошел машину, попинал скаты, потом нервно закурил, одну за одной. Салахуддин выжидал еще минут пять, потом вышел из лесочка неподалеку и направился к машине. Ибрагим увидел его, бросил сигарету, сел за руль.

– Пистолет где? – спросил он, как только Салахуддин сел на пассажирское.

– Какой пистолет? – спросил Салахуддин.

– Тот, который у тебя был!

– Бросил.

– Где?

– Не помню… из окна машины бросил.

– Дурак! В воду надо было!

…

– Короче, тебя в розыск поставили, федеральный. Убийство сотрудника Федеральной службы безопасности. Думают, что ты принял радикальный ислам и отомстил брату за то, что тот в ФСБ пошел работать.

…

– Что ты на меня глазами лупаешь? Думаешь, на тебя не повесили бы? Еще постоянка твоя в ментовке показания дала, что ты ей автоматом угрожал. Было?

– Было.

– Ну вот, все в цвет получается. Рассказывай, как там было?

Салахуддин рассказал. Ведь Ибрагим был чеченец, друг отца. Когда Салахуддин закончил говорить, Ибрагим закурил.

– То есть ты еще и Майснера завалил, – подытожил он, – это звиздец.

– Я его не убивал! С ним сердечный приступ был!

– Ну, да. Тебе в этом сто процентов поверят.

Табачный дым наполнял машину.

– Ибрагим Шапиевич…

– Ну?

– С Борисом Львовичем… ну, Майснером… что-то… не то было.

– Чего?

– Ну он… короче, он… когда у него сердце прихватило, он это… умер. А потом – он воскрес…

Ибрагим смотрел на него как на придурка.

– Ты соображаешь, что городишь?

– Аллахом клянусь, у него сердце прихватило. Я пытался помочь, не знаю, как… он умер… он мертвый был, клянусь Аллахом, я пульс проверял – не было! Потом я думал, что делать, а он такой… встает?

– И чо?

– Глаза у него… мертвые, я таких глаз никогда не видел, наверное, у джиннов такие глаза. Он как-то ко мне ползет, и ы-ы-ы… ы-ы-ы-ы… а глаза мертвые.

– И ты чо?

– Говорю – не подходите… а он ползет, потом на коленях. Ну, тогда я его… шмальнул. В башку.

Ибрагим начал ругаться… и ругался долго. В горном селе, если бы он так ругался, он бы себе пол-села врагов заимел. Но тут… Салахуддин себя совсем хреново чувствовал. И со всем сказанным в свой адрес был, в общем-то, согласен…

– Короче, щас я тебя отвезу на хату, там отсидишь несколько дней. Потом вывезем тебя по тихой из города – и пусть отец за тебя дальше впрягается.

…

– Мы тебя к Майснеру не посылали, так?

– Спасибо Ибрагим-эфенди.

Ибрагим хмыкнул и завел мотор…

Хата была в Подмосковье, дом постройки конца семидесятых – начала восьмидесятых, тихо, грязно. На стене – ковры, углем – кибла, направление на Мекку.

– Короче, тут консервы, мясо халяльное[11]. Тут вода. Сиди тихо, из дома ни ногой. Телефон свой давай сюда.

Салахуддин отдал телефон.

– Чтобы не выследили.

– Да он отключен.

– Все равно…

…

– Через два-три дня вывезем тебя. Пока сиди здесь. Телик громко не включай и вообще не шуми…

– Да хранит вас Аллах…

– И тебя…

Когда Ибрагим Шапиевич ушел, Салахуддин включил телик – он был довольно старый. На видеокассетах – какие-то намазы, подрывы российской бронетехники в Чечне; такие кассеты подпольно записывались Центром «Кавказ», потом ходили по рукам…

Салахуддин посмотрел на метку на стене, сопоставил два и два. Зашел на кухню, взял два ножа, большой и маленький, и сумку. Потом прошел на балкон, посмотрел – не смотрит ли кто. Посмотрел вниз… двенадцать этажей. Ухватившись обеими руками, он перелез на чужой балкон…

Дверь была приоткрыта, в соседней квартире трахались. Мужик какой-то, русак толстый и телка – красивая, проститутка, наверное. Он показал нож, негромко спросил:

– Деньги есть?

Мужик сглотнул.

– Деньги, говорю, есть?

Мужик показал на валяющиеся на полу штаны. Салахуддин подобрал, выудил бумажник, перебрал купюры. Взял три тысячи и мелочовку, сколько было. Остальное бросил мужику.

– Рахмат, больше не надо. В полицию не звони. Убьем.

Мужик закивал.

– Выход где?