Убийство в Пражском экспрессе - Иван Любенко

Уже на улице Вацлав изрёк:

— Шеф, вы были неподражаемы! Признайтесь, а в России, когда у вас было своё сыскное агентство, вы так же глумились над полицией?

— Нет, Войта, в России до большевистского переворота частный сыск был запрещён. Только в прошлом году, благодаря ещё указам Керенского, в столице открылось товарищество на паях «Первое частное бюро имущественной охраны и розыска в Петрограде». Затем ещё одно. Но большевики их закрыли, а некоторых сыщиков, как они выражаются, «пустили в расход».

— Вот ещё хотел спросить: вы успели, что-нибудь найти в квартире Плечки до прихода полиции? Или злодей не наследил?

— Преступник всегда оставляет следы, если он не привидение. Я собрал в пепельнице почти сгоревшую спичку, окурок папиросы «Memphis» и её пепел.

— Ого! Вам повезло!

— Не будем обольщаться, посмотрим.

— А сейчас куда, в агентство?

— Нет. Предлагаю продолжить наше прерванное удовольствие. Вы, как я заметил, несколько часов назад разобиделись на меня, из-за того, что я не дал вам опрокинуть ещё несколько кружек «Пильзнера».

— Шеф, я посыпаю голову пеплом и чистосердечно раскаиваюсь! — Войта картинно вскинул руки к небу и сверху упало несколько капель дождя.

— То-то же! — улыбнулся Клим Пантелеевич и поднял голову.

По небосводу плыл караван серых туч. Они лениво брели друг за другом куда-то на север — туда, откуда совсем скоро в Прагу придёт зима. Ноябрь заканчивался.

Нефтяной магнат Абрам Осипович Кутасов принимал гостя в своём особняке на Иеронимовой улице.

Человек, лет около тридцати пяти-сорока, сидел в кресле напротив, пил французский «Мартель» и дымил ароматной «Hoyo de Monterrey». Его чёрные волосы, уже тронутые лёгкой сединой, носили следы недавнего посещения парикмахерской. Он выпустил лёгкую струю дыма и сказал:

— Замечательная сигара. Не то, что мой «Nil».

— Кубинская. Деревня Сан-Хуан-и-Мартинес, регион Вуэльта-Абахо. Торговая марка известна с 1865 года. А до этого сеньор Хосе Хенер просто выращивал табак в своей деревне, — пояснил миллионер.

— Ручная скрутка?

— Она самая.

— Поверьте, я искренне горжусь, что имею честь называть себя вашим другом.

— Взаимно. В этой жизни трудно найти единомышленников.

— Да! Судьба загнал нас на чужбину. Большевикам удался октябрьский переворот лишь только потому, что они поступили так, как никто от них не ожидал. Все надеялись, что именно Учредительное собрание определит основы государственного устройства России, а не ленинско-троцкистская банда. Комиссародержавие действует не по правилам цивилизованного общества. Знаете, — пуская дым, вещал гость, — в 1496 году в одну из оборонительных башен Пражского града заточили рыцаря Далибора из Козоед. Его вина заключалась в том, что он нарушил общепринятые правила: подговорил крестьян выступить против своего хозяина и получить свободу, и затем перейти к нему. Им это удалось, и крестьяне стали собственностью Далибора. Но хитрость вышла ему не только боком, но и другими частями тела: рыцаря пытали на дыбе, а после того, как он во всём сознался, обезглавили. То же ожидает и красных. Обманутых мы простим, а фанатиков повесим. Кстати, а с чего это я вдруг вспомнил об этом смутьяне Позднего Средневековья? — он потёр лоб. — А! Потому что у меня с собой вот это…

Гость расстегнул портфель, лежащий у ножки кресла, и сказал:

— Грампластинка. Опера «Далибор» Берджиха Сметаны. Самый финал. Арию Далибора исполняет Иван Ершов из Мариинского театра. Позвольте вам её подарить.

— Приму с большой радостью! — расцвёл Кутасов и, поднявшись, сказал: — А давайте мы её послушаем. У меня «Монарх». Отличное звучание.

— С удовольствием! Много времени не займёт. Одна сторона всего три минуты.

Напольные часы мерно, с печальным, точно похоронным боем, пробили три.

Хозяин подошёл к граммофону, поставил пластинку на «блин», и в этот самый момент зазвонил дверной электрический звонок.

— Простите, пойду открою.

— Да-да не беспокойтесь. Я подожду.

Когда Кутасов скрылся за дверью, гость вытащил из портфеля завёрнутый в газету небольшой предмет. Он снял пластинку, открыл крышку граммофона, опустил предмет внутрь, проделал какие-то манипуляции и убрал газету в карман. Потом поставил крышку обратно и вновь водрузил пластинку на диск. Плюхнулся в кресло, допил коньяк и с наслаждением потянул сигару.

Нефтепромышленник появился через несколько минут. Вид у него был несколько растерянный. В руках он держал книгу.

— Странный какой-то посыльный. Из «Русского книжного магазина Франца Говорка», что на Житной 21. Вот, книгу принёс. Говорит, мол, покупатель оплатил и просил доставить ровно в три пополудни. Я его убеждаю, что это ошибка, а он мне: «Нет, ваш адрес в квитанции указан: Иеронимова «15», господину Кутасову. Лично в руки». Пришлось взять. Но зачем она мне?

— Ну и хорошо! А о чём книженция? Интересная?

Хозяин опасливо протянул коробку с неразрезанными листами. На ней чернела надпись: «Осмотр трупа на месте происшествия», Издание Министерства Юстиции, 1917 год.

— Чертовщина какая-то. А давайте я её заберу, чтобы вас не расстраивать?

— Избавьте меня от такого подарка, ради Господа! — повеселел Абрам Осипович.

Визитёр щёлкнул луковицей карманных часов, покачал головой и извинился:

— Ох, надо бежать! Благодарю за угощения.

— А как же опера? Вы так её и не послушали?

— Ничего-ничего! Я имел счастье присутствовать на премьере в Мариинском театре в девяносто девятом году. Спасибо матушке, покойнице. Прививала непутёвому гимназисту любовь к прекрасному. А Иван Васильевич Ершов — что вы! — тогда был бесподобен! До сих пор перед глазами стоит. Глыба! Обязательно послушайте.

— Сейчас и поставлю.

— Честь имею кланяться, дорогой Абрам Осипович.

— И вам всего доброго!

Кутасов вернулся в залу. Ещё не придя в себя от чьей-то глупой шутки с отвратительной книгой, он, будто причёсываясь, провёл левой ладонью по бритой голове, подошёл к граммофону и медленно, чтобы не сорвать пружину, принялся накручивать ручку…

В Праге выпал первый снег. Зима торопилась занять город. Она не дождалась всего нескольких дней до своего календарного начала и ровно в три пополудни выбросила на землю бесчисленное количество белых перьев, точно выпущенных из разрезанной в небе гигантской перины.

Ардашев затопил в кабинете камин. Дрова издавали лёгкий треск, и комната наполнилась ароматом горящей ольхи. Неожиданно дверь открылась, и на пороге возник Войта.