Долгое падение - Дениз Майна

В этом наружном туалете есть открытое окно, прорезанное высоко в стене, – божий дар летом, но сейчас, в декабре, оно вымораживает все внутри. В него задувает ветер, раскачивая полоски лент-липучек, которые витками свисают с лампочки, угрожая окатить Нетти замерзшими дохлыми мухами. На ногах ее только шлепанцы, а пол липкий, как будто ребенок промахнулся мимо унитаза. Тут холодно и ужасно, но Нетти осталась бы здесь на год, лишь бы не быть дома.

Ей хочется бежать. У нее есть собственные деньги, сдача, сэкономленная с покупок. Она держит деньги завернутыми в бумагу в носке своей воскресной туфли. Ей пришлось бы вернуться за ними в квартиру, но тогда она смогла бы спрятаться на вокзале до утра и вернуться на первом же поезде в Абердин, где живет ее сестра. Однако она не может бежать. В ее доме убийца, и там ее Джон. Она не может бежать или позвать полицию или соседей. Некого позвать на помощь.

Из-за жгучего холода и ужаса ей хочется писать. Подставив как можно меньше кожи ледяному воздуху, Нетти задирает нижнюю юбку, спускает трусы, нависает над унитазом и делает свои нечистые дела. Она принимает такую позу, чтобы ее моча бесшумно ударила в край сосуда. Наружные туалеты очень публичны, и у всех есть собственные приемы.

Нетти думает о завернутых в бумагу деньгах в ее воскресной туфле, когда тянется за разрезанной на куски, висящей на гвозде газетой, чтобы подтереться.

Она застывает. Вот оно! Газеты!

Торопливо подтеревшись, Нетти поправляет одежду и отпирает дверь. Дрожа, проскальзывает обратно в дом и бесшумно закрывает дверь. Она стоит и слушает, продолжая дрожать.

Мануэль все еще негромко говорит, как будто описывает сон.

Голос Джона прорезает его призрачное бормотание:

– Что он там увидел?

Этот вопрос сбивает Мануэля с ритма.

– Э-э… в комнате?

– Да, он описал комнату девушки?

– Ну, только спальню. Кровать. Светильник на прикроватном столике. Там у нее стояла радиола. Старомодная, большая, такой деревянный ящик. И розовое пушистое покрывало на кровати, из шенили.

– Пушистое? – спрашивает Джон, как будто неправильно расслышал слово.

– Угу. – Мануэль сбит с толку тем, что это обсуждается. – Типа пышное такое, пушистое, знаете, как будто вы могли бы провести по нему рукой, а оно… Пушистое.

Пауза. Нетти чувствует наверняка, что теперь Джон знает.

– Типа как из шенили, – говорит Мануэль.

Потом он переходит прямиком к рассказу о том, как девушка видит его лицо там, у двери, и прыгает обратно в комнату. Таллис следует за ней. Происходит борьба. Он хочет, чтобы она вернулась в кровать, а девушка не желает. Это раздражает его, Таллиса. Он становится… Он злится на нее. Таллис бьет ее один раз, и она падает. Потом он чувствует, что проголодался, поэтому идет и делает себе сэндвич. С ветчиной. И пьет из бутылки сухой джин «Маскаро».

– Бутылка в гостиной?

По высокому тону голоса Джона Нетти слышит, что он тоже знает.

– Там, что в шкафчике-баре, рядом с «Уайт энд Маккей»[46]. Но он не доедает свой сэндвич, потому что девушка приходит в себя и вопит.

Пауза. Похоже, он пьет.

Джон кричит:

– ЖЕНА? ЖЕНА!

Нетти торопится войти. Джон умоляюще смотрит на нее. Он знает. Он видит, что Нетти тоже знает. Он говорит напряженным тоном:

– Ты можешь приготовить нам чай, Нетти?

Та наполняет чайник и ставит на плиту. А двое других не хотели бы чашечку чая? Ее голос звучит странно для нее самой. С придыханием. Как будто она говорит свои последние слова.

Уильям не откажется от чашки чая, спасибо, дорогая. Питер Мануэль не отвечает, а объявляет, что пошел в сортир.

Он выходит на площадку, оставив дверь приоткрытой, и хлопает дверью туалета достаточно громко, чтобы разбудить всю площадку. Они слышат, как он мочится.

Нетти, не спуская глаз с двери, шепчет:

– Уберите его отсюда, иначе, ей-богу, я позвоню газетчикам.

Это ужасная угроза. Газетчики будут здесь быстрее полиции и настрочат репортажей на целый месяц. Им очень нравится вся эта история и Уотт.

Джон мертвенно-бледен, но кивает с глазами, полными слез. Он поворачивается к брату:

– Убери эту б… из моего дома.

Уильям всем этим ничуть не потрясен. Он пьян и в любом случае не самый лучший лгун. Нетти видит, что он знал все с самого начала. Она никогда не задавалась этой мыслью раньше, но теперь гадает – не права ли полиция в том, что Уильям приложил руку к убийству своей семьи.

В уборной спускают воду, и Мануэль открывает дверь туалета, прежде чем вода перестает течь. Всасывающий звук отдается от каменных стен площадки.

Он входит, захлопывает за собой переднюю дверь и снова садится. Джон с вызовом спрашивает:

– Откуда вы знаете все эти детали про дом?

– Ну… Люди болтают. Какие детали?

– Вешалка для ключей. Какое на ощупь покрывало на кровати. Откуда вы все это знаете, если там были не вы?

Мануэль не положен на обе лопатки. Он говорит:

– Слушайте, на следующее утро Таллис приходит ко мне… Он сходит с ума, вот что, и рассказывает мне все вот так, в деталях. И велит спрятать этот револьвер.

Уильям поспешно вмешивается:

– И вы спрятали? Где он?

– В Клайде, в определенном месте; в месте, которое знаю только я. Я могу вернуть этот револьвер.

Нетти приносит чай. Уильям кивает Джону, но тот не смотрит на него. Нетти наливает две чашки, осторожно прилаживая ситечко дрожащей рукой. Уильям продолжает говорить, как будто забыл, что этот человек – убийца.

– Послушайте, от вашей истории мне никакого толка, – невнятно говорит он. – Даже если у вас есть револьвер и вы отнесете его в полицию, меня это никак не обелит, тем более не избавит от фантазий публики. Мой бизнес все еще страдает…

Горячий чай капает на ладонь Нетти, и она относит ситечко обратно в раковину. Голос Мануэля за ее спиной – негромкое бормотание:

– Но это кое-что докажет, если Чарльза Таллиса найдут мертвым, застреленным, держащим револьвер, из которого убили вашу семью, верно? Это хорошенько вас обелит, так ведь?..

Нетти застывает.

Джон делает вдох, чтобы закричать, но его прерывает Уильям, со скрипом отодвинув свой стул и встав:

– Пошли, шеф!

Мануэль остается сидеть. Он сбит с толку внезапной переменой атмосферы.

– Что?

Нетти стоит у раковины, и обжигающий чай капает ей на руку.