Бомба для графини - Марта Таро

– Отставить! – гаркнул Щеглов.

Девицы быстро прикрылись и теперь взирали на капитана с явным испугом.

– Кто у вас тут главный? – спросил исправник.

– Мадам Роза… Вам позвать? – пролепетала одна из девиц и, не дожидаясь ответа, кинулась прочь из комнаты.

Другая попятилась и исчезла за бархатной гардиной. И только парочка на диване продолжала обниматься как ни в чём не бывало.

– Катенька, любовь моя! – проблеял вдруг горе-кавалер и потянулся к своей подружке с поцелуями, но она увернулась, а он не смог удержать равновесие и рухнул на пол.

«Ну, этот уже больше сегодня не встанет», – определил Щеглов и вдруг понял, что узнал звавшего «Катеньку». На полу смоленского борделя в совершенно непотребном виде лежал уездный любимец Лев Давыдович Бунич.

Капитан не видел его с прошлого года. Бунич уехал в столицу получать наследство. Сначала его управляющий Поляков говорил, что дело у хозяина верное: дядька его законных детей не имел, а сына прижил от дворовой девки. Потом оказалось, что парнишку своего умерший усыновил по всем правилам, да ещё и завещание на него оставил, и Поляков прикусил язык. Когда же Щеглов позавчера посетил имение Бунича, то управляющего и вовсе не застал. Тот отправился погостить к родне. Ничего необычного в этом не было. Когда ещё по гостям разъезжать, если не зимой? Работы нет, отдыхай себе на здоровье. Но Пётр Петрович отчего-то решил, что Поляков уехал не спроста, а чтобы переждать дурное настроение своего проигравшего тяжбу хозяина. Здоровяк и силач Поляков почему-то по-детски боялся потерять место. С Буничем он никогда не спорил, а в скандальных ситуациях и вовсе считал за благо не попадаться ему на глаза.

– Вы меня спрашивали? – пророкотал за спиной Щеглова низкий женский голос.

Он обернулся. Смуглая усатая дама объёмом эдак со слона, закутанная в пурпурные шелка, смотрела на него с опаской, но при этом улыбалась.

– А вы кто? – уточнил Щеглов.

– Хозяйка. Мадам Роза…

– А по паспорту? – разозлился исправник. Что за шутки такие? Тоже мне розанчик!..

– Мещанка соседнего уезда Параскева Осинкина. – Мадам Роза окончательно сникла. То, что визитёр из полиции, не вызывало у неё никаких сомнений.

– Вот что, Осинкина, поможете мне, тогда закрою глаза на то, что вы с благородными людьми делаете. – Щеглов кивнул на лежащего в углу Бунича.

– Да что надо-то? – уже с надрывом спросила мадам Роза.

Исправник рассказал ей о пропавшем шорнике, описал его внешность и одежду. Женщина с видимым облегчением заявила, что такой человек в её заведении никогда не появлялся, и предложила (если господин ей не верит) порасспросить девиц. Щеглов так и сделал. Девицы подтвердили слова хозяйки, причем сделали это явно искренне.

Последней, бросив спящего Бунича, подошла «Катенька». Она оказалась хорошенькой молодкой с голубыми глазами и белой кожей. При чёрных волосах это выглядело эффектно. Щеглову даже показалось, что она ему кого-то напоминает. Капитан рассказал ей об уездном шорнике, но и эта красотка ничего о нём не слышала, да и людей с похожей внешностью тоже не знала.

Дело зашло в тупик. Настроение у Щеглова окончательно испортилось. Да к тому же на полу валялся Бунич! Экая туша, прости господи! Но не бросать же его в таком состоянии…

– Катя, в какой гостинице живёт господин Бунич? – спросил он брюнетку.

– Так здесь у нас и живёт. Скоро уж вторая неделя минует, как заселился, – пожала плечами девица. Потом догадалась что к чему. Успокоила: – Вы не волнуйтесь. Мы его все вместе наверх оттащим. Он каждый день так. Уже привыкли…

Щеглов хмыкнул. Значит, руки у него развязаны. Хоть какая-то хорошая новость!

Он кивнул девице и повернулся, чтобы уйти, когда услышал игривый голосок:

– Меня Василёк зовут. За глазки. А по правде я Агаша. – Девица кокетливо улыбалась, играя ямочками на щеках. – Не знаю, чего этому господину примерещилось. Он как напьется, так меня Катенькой кличет. А вы, коли придете, так Агашу спросите или Василёк…

Щеглов неопределенно махнул рукой и направился к выходу. Уж на него-то Агаше-Васильку лучше было не рассчитывать. Он точно не станет уподобляться Буничу. Понятно, что они оба вдовцы – а значит, люди свободные, но напиваться в борделях до поросячьего визга – это уже чересчур.

Щеглов вышел на крыльцо. Пока его не было, разбушевался ветер и пошёл снег. Упряжь его каурой лошадки и сиденье двуколки уже покрыл тончайший белоснежный покров. Всё вокруг посветлело – как будто умылось. Пётр Петрович отряхнул сиденья, отчистил двуколку и двинулся в путь. Заметно похолодало.

«Это хорошо, что подморозило, – размышлял он. – Дорога крепче будет. По снегу-то оно всегда сподручней ездить. Да и вообще снег – это всегда хорошо!»

Снег, снег и ещё раз снег… Поставленная на полозья старинная карета графини Румянцевой мягко катила по застуженным дорогам России. Длинные и белые, абсолютно бесконечные, они несли Веру в Полесье.

Вытертые сиденья бабушкиного экипажа оказались довольно удобными, но остановок в пути было так мало, что к вечеру ноги у Веры обязательно затекали. Вот и сейчас правую закололо, а потом по ней пробежали мурашки. Сменив позу, Вера поёрзала под тёплым покрывалом и подняла ноги, стараясь не задеть горничную Дуняшу, задремавшую на соседней скамейке.

Мать настояла, чтобы в путешествие взяли и Осипа – крепкого дворового мужика средних лет, тот слыл отличным стрелком. В пути он сидел на козлах рядом с кучером, а на постоялых дворах караулил двери хозяйкиной комнаты. Вера сначала посчитала это излишним, но, понаблюдав за проезжающими, согласилась с матерью, и теперь, благодаря мудрости Софьи Алексеевны, путешествие её дочери благополучно приближалось к концу. Ещё утром миновали поворот на Смоленск, значит, осталось пути что-то около суток.

Как ни старалась Вера не думать о случившемся у Цепного моста, это получалось у неё плохо. Неужели всё так просто? Приглянулось кому-то чужое имущество, значит, нужно отправить на тот свет законных хозяев? И больше всего пугало, что этот злоумышленник не был разбойником с большой дороги – звероподобным мужиком с кистенём и ножиком – он оказался таким же аристократом, как и они сами, и дальней, но опять-таки родней. А как же кодекс дворянской чести? Кому ж теперь после этого верить?..

А если они ошибаются и Александр Иванович здесь ни при чём? Но тогда кто? Мифические оскорблённые родственники друзей брата, как говорила бабушка? Теперь, по прошествии времени, Вера относилась к таким предположениям совсем скептически.

Воспоминания разбудили страх. В момент взрыва (может, от неожиданности) Вера она совершенно не боялась – наоборот, действовала решительно и точно. Она выпрыгнула из кареты и вытащила мать, а потом заставила кучера обрубить постромки и оттащить обезумевших лошадей от горящего экипажа. Зато, войдя в дом Кочубеев, Вера рухнула, как подкошенная. А потом начался кошмар: всё внутри звенело от боли, голова, казалось, вот-вот расколется. Она даже ненадолго, но поверила, что ещё чуть-чуть – и умрет. Даже сейчас Вере было страшно.