Энни из Эвонли - Люси Мод Монтгомери

– Я где-то читала, что души как цветы, – сказала Присцилла.

– Тогда твоя душа это золотистый нарцисс, – сказала Энни, а Дианы – красная-красная роза. А Джейн яблочный цвет, розовый, приятный.

– А твоя белая фиалка с красными прожилками в сердцевине, – подвела итог Присцилла.

Джейн шепотом сказала Диане, что она не поймет, о чем они речь ведут. Разве ж ей понять?

Девушки пошли домой при свете спокойного золотого заката, с корзинками, полными нарциссов из сада Хестер, часть которых Энни на следующий день отнесла на кладбище и положила на могилу Хестер. В ветвях елей насвистывали малиновки, в болотистых местах квакали лягушки. Водоемчики между холмов отсвечивали по краям топазом и изумрудом.

– Однако как же мы здорово провели время, – сказала Диана, словно не рассчитывала на это, когда выходила из дома.

– Это был поистине золотой день, – присоединилась к ней Присцилла.

– Я поняла, что действительно обожаю лес, – промолвила Энни.

Энни ничего не сказала. Она смотрела далеко в сторону, на запад небосклона, и думала о маленькой Хестер Грей.

Как-то вечером в пятницу Энни шла домой с почты, и по дороге к ней присоединилась миссис Линд, как обычно, озабоченная всеми делами церкви и общества.

– Я только что была у Тимоти Коттона, хотела узнать, не сможет ли Алиса-Луиза помочь мне в течение нескольких дней, – поведала она Энни. – Она мне помогала на прошлой неделе. И хотя она слишком медлительна, это все же лучше чем никто. Но сейчас она приболела и не может прийти. Тимоти тоже сидит дома, кашляет, жалуется на здоровье. Он уже умирает десять лет и будет умирать и следующие десять. Такие люди даже умереть как следует не могут. Умер и все. Даже болеть долго не могут. Нет бы поболел и в сторону. Это такое беспокойное семейство. Что с ними будет не знаю. Может быть, Господь знает.

Миссис Линд вздохнула, как будто сомневалась в масштабах компетентности всевышнего по данному вопросу.

– Марилла ходила с глазами во вторник, да? Ну и что думает специалист? – продолжала она.

– Она была очень довольна, – радостно сообщила Энни. Он говорит, что есть значительное улучшение, и он думает, что опасность потерять зрение для нее в прошлом. Но он говорит, что ей вообще нельзя будет много читать и вновь браться за тонкую ручную работу. А как идут у вас приготовления к вашему благотворительному базару?

Женское благотворительное общество собиралось провести праздник с обедом, и миссис Линд стояла в авангарде этого предприятия.

– Вполне хорошо. Кстати, я вспомнила кое-что. Миссис Аллен считает, что было бы хорошо поставить домик наподобие старых кухонь и там подавать наши печеную фасоль, пончики, пироги и прочее. И мы собираем старинные предметы быта для этого дела. Миссис Флетчер, жена мистера Саймона Флетчера, собирается дать нам на праздник плетеные ковры, которые делала ее мать, Леви Бултер старые стулья, а Мэри Шоу даст нам буфет со стеклянными дверцами. Я думаю, Марилла даст нам свои старинные бронзовые канделябры? И еще мы хотим собрать как можно больше старинных тарелок. Миссис Аллен особенно хочет достать настоящий плетеный ивовый поднос. Если получится, конечно. Но вроде бы ни у кого нет. Ты не знаешь, где бы нам достать эту штуку?

– У мисс Джозефины Барри есть один такой. Я напишу ей и спрошу, не сможет ли она дать вам его на время по такому случаю, – ответила Энни.

– Ой, хорошо было бы. Я думаю, мы устроим ужин примерно через пару недель. Дядюшка Эйб Эндрюс предсказывает дождь и грозу на это время, а это почти верный признак того, что погода будет превосходной.

Упомянутый «дядюшка Эйб», стоит заметить, был, по меньшей мере, такой же, как и другие пророки в том, что его тоже мало чтили в отечестве своем. Он был постоянным предметом шуток, ибо редкие из его предсказаний о погоде сбывались. Мистер Элиша Райт, который считал себя местным остряком, любил говорить, что никто в Эвонли и не думает заглядывать в прогноз погоды, публикуемый в газетах Шарлотт-тауна, потому что они просто спрашивают дядюшку Эйба о погоде на завтра и знают, что все будет с точностью наоборот. Ничтоже сумняшеся, дядюшка Эйб не прекращал пророчествовать.

– Мы хотим устроить ужин до выборов, потому что приедут кандидаты и раскошелятся как следует, – продолжала миссис Линд. – Тори подкупают направо и налево, так что им надо дать шанс хоть раз истратить деньги по-честному.

Энни была ярая консерватор из верности памяти Мэтью, но не проронила ни слова. Она знала, что о политике с миссис Линд лучше не начинать.

Энни несла письмо для Мариллы со штемпелем одного из городов Британской Колумбии.

– Это, вероятно, от отца наших двойняшек, – взволнованно сказала Энни, придя домой. – Ой, Марилла, мне не терпится узнать, что он там пишет о них.

– Наилучший план действий это вскрыть и прочитать, – отрывисто произнесла Марилла. Внимательны наблюдатель мог бы заметить, что она тоже была взволнована, но она скорее умерла бы, чем показала это.

Энни вскрыла конверт и пробежала по тексту, написанному неаккуратно и скверным почерком.

– Он говорит, что не может забрать детей этой весной: он болел большую часть зимы, а свадьба отложена. Он спрашивает, не сможем ли подержать их у себя до осени, и он тогда постарается взять их. Отчего же не подержать, правда, Марилла?

– Другого варианта я и не вижу, ответила Марилла довольно мрачным тоном, хотя в глубине души почувствовала облегчение. Во всяком случае, они теперь не создают так много проблем, как раньше. А может, мы привыкли к ним. Дэви стал вести себя намного лучше.

– Манеры, – подчеркнуто произнесла Энни, словно не решалась сказать о его настроениях, – стали, конечно, намного лучше.

…Предыдущим вечером, придя из школы, Энни не застала Мариллу дома, она ушла на собрание благотворительной организации. Дора лежала на кухонной софе и спала, а Дэви сидел в чулане при гостиной и с наслаждением поглощал желтое сливовое варенье, которое ему запрещено было трогать. Он виновато посмотрел на Энни, когда она застала его за этим занятием и вывела из чулана.

– Дэви Кит, ты разве не знаешь, что это очень нехорошо есть варенье? Ведь тебе сказали, чтобы ты ни к чему не прикасался в этом чулане.

– Да, знаю, что нехорошо, – неохотно признал Дэви. Но варенье такое ужасно вкусное, Энни. Я сначала просто заглянул туда, а оно там, такое красивое. Я думал вначале, только попробую чуть-чуть. Сунул палец… – Энни простонала… – и облизал. А оно оказалось намного лучше, чем я думал, ну, я взял ложку и ложкой…

Энни прочла ему настолько серьезную лекцию о том, как грешно таскать сливовое варенье, что у Дэви проснулась совесть и он с поцелуями раскаяния пообещал больше этого не делать.

– Единственное утешение, что на небесах будет полно варенья, – благодушно произнес он.