Падший - Рене Ахдие

Бессмертный разрушитель. Единственный, кто способен избавить меня от вампирской сущности и снова сделать смертным человеком. Сама мысль о подобной возможности меня воодушевляет, как воодушевляла некогда и мою мать.

Иронично, что я до сих пор верю в подобные чудеса.

Майкл и Селина проходят мимо нас по другой стороне улицы. В ту самую секунду, когда Селина оказывается напротив меня, она отчего-то замирает и покачивается, словно вот-вот потеряет сознание. И я осознаю, что сдвинулся с места, выйдя на свет, словно мотылек, привлеченный смертельно опасным пламенем фонаря, когда Джей хватает меня за плечо, утягивая обратно во мрак.

– Себастьян. – Хотя голос Джея звучит твердо, я слышу сочувствие в интонации, с которой он произносит мое имя.

Мне плевать. Я отталкиваю его, пока он не оказывается вынужден применить силу.

Что-то не так с Селиной. Я вижу это по глазам Майкла. Вижу по тому, как он поддерживает ее, словно она какой-то нежный цветок. Но я прекрасно знаю, что Селина сочла бы подобное отношение к себе неприемлемым, если бы с ней все было в порядке.

Я делаю вдох через нос. Выдыхаю через рот, но мышцы груди все равно напрягаются под сдерживающей меня железной хваткой Джея. Селина говорит Майклу, что хочет вернуться домой. Я поворачиваюсь, чтобы пойти следом, забыв обо всем.

Теперь и Бун хватает меня за плечо.

– Я прослежу, чтобы она добралась до дома в целости и сохранности, – говорит он, сжимая мою руку сильнее. – А тебе лучше остаться здесь с Джеем.

Я понимаю, что он прав. Однако, вместо того чтобы согласиться, я разворачиваюсь, мои ноздри раздуваются от гнева: эмоций.

– Да провалиться мне на месте, если…

– Это не предложение, Себастьян, – прерывает меня Бун. – Ни за что тебе нельзя знать, где сейчас живет Селина. И дело совсем не в том, что нужно тебе. Дело в ее безопасности. – Он хмурится. – Ради бога, хоть раз подумай головой, а не сердцем. Она тебя больше не помнит. Ты больше не часть ее мира. Что ты надеешься дать ей теперь, помимо боли и отчаяния?

Гнев горчит у меня в глотке. Я ничего не отвечаю, лишь злобно смотрю на него, и собственное отчаяние сдавливает мне горло.

– Не тебе ее теперь защищать, Бастьян, – спокойно продолжает Бун. – Если она тебе не безразлична, позволь ей жить и любить тех, кто принадлежит ее миру.

Боль внутри меня теперь настолько сильна, что я не могу выдавить ни слова в ответ. Сжимаю кулаки так яростно, что кровь отливает от пальцев. Как бы я ни жаждал того, чтобы слова Буна были ложью, я понимаю, что он прав. Теперь я не имею права на чувства, если дело касается Селины Руссо. Она сама попросила забыть меня и стереть все мои воспоминания о ней. Эгоистично с моей стороны желать чего-то иного. Она отказалась от своих воспоминаний, чтобы спасти меня. Я обязан уважать ее решение.

Однако одно чувство – чувство жажды уничтожить весь мир – раздирает меня изнутри. Если этот Сюнан действительно существует, я найду его. Я найду его и заставлю обратить меня обратно в смертного человека. И неважно, чего это будет мне стоить.

– Я ненавижу Братство даже больше, чем ненавидишь его ты сам, – говорит Джей, его глаза чернеют. – Однако Майкл Гримальди будет ее оберегать. А мы всегда будем следить за ней. Не переживай по этому поводу.

Даже когда я киваю, сглатывая привкус желчи во рту, мне хочется броситься за ней вопреки их просьбам вести себя разумнее. Я хочу предстать перед Селиной и сказать ей все, что чувствую. Хочу разорвать Майкла на куски голыми руками.

Хочу. Хочу. Хочу.

Волк, чей голос низко рокотал, говорил в считаных миллиметрах от уха Эмили.

Его слова звенели в ее голове, как звон колокольчика, выводя ее из себя, однако она не реагировала. У нее нет времени злиться. Нет времени вершить сейчас возмездие. Однако ей принадлежал огонь синего пламени – чистый, не идущий на компромиссы.

Когда шпион Эмили покинул маленький темный сад, где они встретились, она выпрямилась и начала расхаживать взад-вперед.

Ее брат выжил. Себастьян Сен-Жермен жив.

Волк, который шпионил для нее (он слушал и передавал ей сплетни, гуляющие среди магического населения города), только что сообщил ей, что Бастьяна видели прошлой ночью прогуливающимся вдоль улицы Руаяль с непринужденным видом, будто ничего необычного с ним не приключилось – как будто на него не нападал вампир, как будто тот не вырвал ему глотку всего шесть недель назад.

Эмили в недоверии замерла и посмотрела на усеянное звездами ночное небо. Справа от нее возвышался голый кипарис, верхние ветки которого усеивал испанский мох.

Несмотря на то что многим людям нравился жуткий вид этого мха, у Эмили он вызывал лишь отвращение с самого детства. Испанский мох – сорняк. Если от него вовремя не избавляться, он может целиком покрыть ветки даже самого здорового дерева, постепенно высасывая из него жизнь.

Эмили посмеялась про себя и продолжила расхаживать.

Себастьян точно этот сорняк. Сколько бы раз судьба ни пыталась вырвать его с корнями или уморить голодом без солнца, он продолжал цвести. Он продолжал высасывать жизнь из всего вокруг, даже из членов собственной семьи и своей первой возлюбленной.

Эмили прикоснулась к топорщащему кожу шраму от ожога на ключице. Ожог после пожара, который тоже начался из-за ее брата двенадцать лет назад, когда ее человеческая жизнь подошла к неожиданному концу. Бог знает, как это случилось. Эмили полагала теперь, что это неважно. Маленькие мальчишки играют с огнем, и, когда они это делают, другие люди гибнут в пожарах.

Когда Эмили в тот день осознала, что ее младший брат оказался в ловушке на верхнем этаже горящего здания, именно она бросилась сквозь толпу мужчин и женщин, пытающихся затушить огонь. Парень из числа пожарных пытался ее остановить, однако пятнадцатилетней Эмили было плевать на собственную безопасность. Она даже не думала о возможных последствиях.

Ее маленький брат мог погибнуть. Она не могла допустить подобного.

После мучительных поисков она обнаружила шестилетнего Бастьяна прячущимся в шкафу на третьем этаже. Она побежала по лестнице, сжимая его в объятиях, но не успела, поняв, что ступени и поручни уже объяты пламенем. В последней, отчаянной попытке его спасти, она вытолкнула брата в окно, задыхаясь от дыма. Он упал точно на простыню, натянутую спасателями внизу. Бастьян чудом не пострадал, хотя и потерял сознание, наглотавшись дыма. А в следующий миг оконная рама рухнула, не позволив Эмили спастись тем же путем. Однако она успела увидеть своего дядю Никодима, угрюмо смотрящего на нее снизу, сжимавшего свою любимую трость.

А потом Эмили оказалась в огненной тюрьме. Она отпрянула в угол, ее глаза начали слезиться, а волосы тлеть от жара. Когда язык пламени коснулся ее платья, оно загорелось еще до того, как она успела закричать. Огонь жалил ее кожу, ослеплял сознание, заставлял сердце нестись галопом в отчаянной попытке спастись.