📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаАмериканка - Моника Фагерхольм

Американка - Моника Фагерхольм

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 116
Перейти на страницу:

В саду рассказов были пустоты — колодец, темный, как провал в земле, куда можно заглянуть.

Что это за тяжесть в душе, из которой ничего нельзя соткать?

Райан, вискоза — больше ничего.

Маленький Бомбей, все ткани — и мозаика, 1500 фрагментов, «Альпийская вилла в снегу», наполовину собранная, так и лежала на столе.

— Здесь так пусто. Я стреляю в мух из духового ружья. — Аландец стрелял холостыми в охотничьем кабинете. И пил виски. Возможно, так он пытался набраться мужества, чтобы зарядить ружье по-настоящему и положить всему конец. Самому себе и той маленькой девочке в бассейне.

You wanna implode your mind with the Exploding plastic inevitable?

Маленький Бомбей, все ткани.

Нет. Все это теперь в прошлом.

Плавание всухую.

Девочка скачет в бассейне. Туда-обратно — от края до края.

Аландец встал и на нетвердых ногах подошел к бассейну, с винтовкой.

Девочка прыгала и прыгала, словно не замечая его, глаза закрыты, туда-обратно.

Плавание всухую. Он поднял ружье и нацелил на нее.

Тут она замерла. Посмотрела на него беззащитными глазами.

Он опустил руки, ружье выпало, он заплакал.

Что это за тяжесть в душе, из которой ничего нельзя соткать?

Самый красивый рассказ из рассказанных когда-либо

Именно Дорис познакомила Сандру с Поселком. Сандра узнала Поселок совсем с другой стороны. До встречи с Дорис Флинкенберг она в основном бродила вокруг дома на болоте, без всякой цели. Иногда шла по следам мальчишки, при свете дня, конечно, и когда его самого не было поблизости. Приходила в разные места, например на озеро Буле. Двор кузин она тоже видела прежде, и другие дома, но они ничего для нее не значили. Голова ее была занята удивительными фантазиями, не имевшими ничего общего с реальной жизнью в самой болотистой части леса, они так поглощали ее, что, кроме них, она ничего не замечала, для других мыслей у нее просто не оставалось места в голове.

Часто в своих бесцельных блужданиях Сандра думала: а не преследует ли ее кто-нибудь, не следит ли за ней. Если на самом деле существовал дурной глаз, то действовал он как раз так — мальчишка в лесу и все прочее.

— А, Бенку, — сказала Дорис, когда Сандра завела о нем речь, — он чокнутый. Чокнутый, как… ЧОК-ЧОК на бочок, — продолжила она.

— Как это? — пропищала Сандра, но Дорис только плечами пожала:

— Сама увидишь.

Это не очень-то успокоило тревогу Сандры. Увидит что? Но задавать дальше вопросы было невозможно: Дорис Флинкенберг, верная своей привычке, перескакивала с одного на другое — на то, что, по ее мнению, было гораздо интереснее.

— Из-за озера. — Дорис указала на особенно заросший участок леса. — Вон оттуда я пришла. С самого начала. O'boy, Сандра. Ты бы только знала, какие психи у меня в роду, и с мамашиной стороны и с папашиной.

И Дорис снова чуть приспустила штаны и обнажила ужасный темно-коричневый шрам в форме решетки на левом боку.

— Знаешь, что это такое? — спросила она. Сандра покачала головой. — Это дело рук психов. Они живут там вон. За озером. Или, по крайней мере, жили.

— Но мы ведь туда не пойдем? — опасливо спросила Сандра.

— Ты что, свихнулась? — Дорис выпучила на нее глаза. — Я туда больше ни ногой. Никогда, ни за что! Теперь мы это место сторонкой обходим, сворачиваем на тропинку, что ведет в цивилизованные края.

После этих слов они перешли к дому кузин, который Дорис Флинкенберг представила Сандре как некий музей домашнего уюта. Здесь была кухня, такая чистенькая и блестящая, с кухонным комбайном, прекрасно месившим тесто для булочек, и был транзистор, который передавал прогнозы погоды, и кассетная магнитола «Поппи» — только ее нельзя было использовать как радио, потому что антенна давно отвалилась — с любимыми записями Дорис; «Тысяча классных любовных песенок для больных любовью», «Наша любовь — это континентальное дело» — и все прочие столь же невыносимые мелодии Дорис, записанные на кассеты.

И там была мама кузин с кроссвордами, мытьем посуды, готовкой еды и журналами «Преступления и жизнь». А рядом с кухней на нижнем этаже в доме кузин — комната папы кузин, туда не разрешалось входить, чтобы не нарушить его уединения, и приходилось тихонько прошмыгивать мимо закрытой двери. Дорис прокрадывалась на цыпочках, прижав палец к губам.

— Там он общается со своими демонами и фантазмами, — прошептала Дорис Сандре, стоявшей на лестнице, которая вела на второй этаж, когда они снова могли говорить свободно. — И его никому нельзя беспокоить. Но он не опасен. Нет. Теперь у него уже силы не те. Покорный как овца.

— А что такое фантазм? — спросила Сандра, когда они пришли в комнату Дорис — красивую, светлую и просторную комнату в мансарде, где дневной свет струится сквозь белые гардины с яблочным узором, и оттуда открывался замечательный вид на двор кузин.

— Привидение-фантазия, — ответила Дорис Флинкенберг и села на свою кровать, на светло-желтое покрывало. — Привидение, которое является из давних времен. Это женщина, которую он любил, но она теперь умерла. Анна Маньяни, или Грудь Рабочего Класса. Конечно, ее так не называли, но так Бенгт говорит.

Сандру распирало от вопросов, но Дорис нетерпеливо передернула плечами.

— Ах, — сказала она. — Это не важно. Но, может быть, мы к этому еще вернемся.

В комнате Дорис на втором этаже в доме кузин, там было очень уютно, на самом деле. Миленькая чердачная комнатка, где двум маленьким девочкам так замечательно было бы играть в свои игры. Но из этого ничего не вышло, Сандра Вэрн и Дорис Флинкенберг никогда там не задерживались. Потому что появилось уже нечто иное, что их связывало. Им уже принадлежал дом на болоте, в первую очередь подвальный этаж и бассейн без воды.

Эта комната, комната Дорис в доме кузин, — она была, ну, слишком нормальная. Там не было места для Одиночества & Страха или для Сестры Ночь и Сестры День.

— Пойдем…

Они снова вышли и побрели по скалам ко Второму мысу. Они видели те прекрасные дома, которые когда-то были частью строительной выставки, посвященной строительству домов для отдыха; там теперь жили дачники и дети моря, и там повсюду были таблички «Частная собственность». Хотя на это можно было не обращать внимания, сейчас, осенью, когда все опустело и наступил не сезон, как выражались сами дачники. Они увидели Стеклянный дом — самый красивый дом на Втором мысе; это был удивительно сияющий осенний вечер, когда деревья сверкают на солнце разными красками и отражаются в воде, а та, в свою очередь, отражается в оконных стеклах, так что игра красок продолжается, и кажется, будто и в самом деле дом тихонько шевелится, словно горит.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 116
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?