Эффект Ребиндера - Елена Минкина-Тайчер

Начало учебы прошло довольно буднично, или он так волновался и ждал чуда, что не осталось сил на впечатления? Конечно, педагоги оказались достойными и очень грамотными, но уже не могло возникнуть того тепла, той почти интимной привязанности, что он узнал в детстве с Ямпольским. Хотя вскоре начался класс камерного ансамбля у Григория Семеновича Гамбурга, первые экзамены и концерты, жизнь оказалась наполнена до предела, и ощущение прежней горечи только иногда напоминало о себе короткой тупой тоской.

И еще он встретил Алинку! Совершенно случайно встретил, она окликнула Леву на остановке троллейбуса и принялась радостно ахать. Хотя никакой особой случайности, они и в детстве жили в одном районе и всегда ездили этим троллейбусом. Сразу накатило желание сбежать, уйти от расспросов, но не хотелось показаться идиотом. К тому же она стала чудно хороша, все эти немыслимые женские прелести – пышное платье, затянутое в талии, туфельки, кудри, прозрачная косынка. И разговор оказался простым и замечательным – с чувством постыдного облегчения Лева услышал, что Алинка оставила музыку и учится в Институте иностранных языков.

– Куда можно податься сегодня с арфой, только заживо похоронить себя в старомодном оркестре! В какой-нибудь опере! Всю жизнь просидишь в яме.

Нет, она была чертовски хороша! Пухлые капризные губы, точеная фигурка. Воротник платья широко распахнут, так и хочется заглянуть.

– Понимаешь, в инязе совсем другая жизнь! И перспективы другие – поездки, общение с иностранцами! Даже зарубежные командировки возможны, если повезет с распределением. А ты, конечно, в консерватории?

Похоже, она вообще ничего не знала ни про бабушку, ни про Хабаровск! Или забыла. Стоило так прятаться от знакомых!

– В Гнесинском? Ну и правильно! В консерватории сплошные зануды! Знаешь, у нас отличная компания! Есть парень из ВГИКа, будущий гениальный режиссер, честно! И еще разные занятные типы. Позвони в ближайшие дни, мы у одной девочки на квартире собираемся, там старики за границей. Кстати, этот, из ВГИКа, пластинки собирает, настоящий первоклассный джаз! Впрочем, сам все увидишь. Целую, чао!

Обалденная девчонка! Не сравнить с его деревенскими подружками в Хабаровске. И никаких ненужных вопросов, уговоров, глупых ухаживаний! К сожалению, Лева смог выбраться только через неделю, чертов кинотеатр работал каждый день без перерывов. Хорошо, что придумал наконец соврать про высокую температуру.

Алинкины приятели, конечно, оказались порядочными пижонами, но симпатичными и неглупыми. Пили очень кислое красное вино, спорили, называли совершенно незнакомые имена, непонятные термины – что-то о режиссуре и итальянском кино. Закрывшись в туалете, Лева поспешно набросал несколько запомнившихся слов и названий в блокнот.

Потом все вместе слушали тоже пижонскую заграничную пластинку, наверное, ту самую, про которую рассказывала Алина, – довольно резкие перепады, почти все держится на вариациях и синкопах, совершенно другой принцип строения аккорда. У стены стоял вполне приличный «Petroff», Лева тут же нащупал басы, пробежал правой рукой одну из вариаций. Ребята уважительно загудели. Тогда он просто из хулиганства наиграл песню Шуберта, девчонки, как и следовало ожидать, дружно захлюпали и запищали от восторга.

Разошлись очень поздно, пришлось брать такси, чтобы отвезти домой разомлевшую податливую Алинку, сразу стали целоваться, она умело раскрывала губы, ласкала языком, не то что его подружки из училища. Потом еще постояли в подъезде, Алина легко дала расстегнуть лифчик, скользнула под рукой маленькая горячая грудь. Все тело Левы ломило от возбуждения и жажды. Неожиданно распахнулась дверь площадкой выше.

– Алина! – позвал строгий женский голос.

Алинка ойкнула, захихикала и помчалась наверх, на ходу поправляя платье.

Только тут Лева почувствовал, как устал. Страшно хотелось помочиться, он еле добежал до ближайших кустов во дворе. Видела бы бабушка! Немного полегчало, но теперь ужасно захотелось пить, просто до тошноты. Он вдруг вспомнил, что с утра ничего не ел и не пил, кроме кислого вина в гостях. Денег на еще одно такси, конечно, не осталось, долго брел по маршруту спящего троллейбуса, пытался убедить себя, что отлично провел вечер и закрутил роман с отличной девчонкой, но настоящей радости почему-то не получалось.

Честно признаться, Лева считал себя довольно опытным в любовных вопросах. Первый его серьезный роман случился в училище, в неполные шестнадцать лет. Ничего удивительного, если вспомнить, что в их группе из двадцати трех человек училось только два парня – сам Лева и Коля Крюков, деревенский баянист. А Коля, хотя и был настоящим хорошим музыкантом и нормальным мужиком, безусловно, проигрывал Левиному умению выживать в женском коллективе. К тому же почти все девчонки в группе поступили в училище после десятилетки, то есть были довольно взрослыми и дружно маялись от готовности любить.

Его первую женщину звали Антониной, и жила она, к Левиному огромному везению, не в общежитии, а у пожилой и глуховатой тетки. Он прибегал вечером, крался в темноте к низкому окошку, легко запрыгивал на подоконник. В животе расплывался жар от ее сладостного гладкого тела, мягкие большие груди обнимали шею, он улетал и тонул, вдыхал запах сухой травы, шептал горячие случайные слова – милая, любимая, хорошая….

В том же году Тоня оставила училище и уехала обратно в свой поселок. Кто-то говорил, что вернулся из армии ее жених, кто-то – что заболела мать, потом он услышал от одной из Тониных подружек жуткое слово «аборт». Конечно, мама ни о чем не догадывалась, но у Левы хватило ума рассказать Аркадию Борисовичу, и тот, смущенно хмыкая и глядя в угол, объяснил про прерванный половой акт, презервативы и прочие житейские вещи, которым в советских школах детей не обучали.

С другими девчонками все получалось проще, но скучнее. Их вполне устраивали душевные разговоры, гуляния за ручку, кино или танцы. К тому же ни у кого не было своего жилья, приходилось вечно прятаться, уходить далеко в лес, где заедали комары. Но страстная Левина натура с одной стороны и вечная женская надежда на любовь – с другой – не давали огню угаснуть, и все годы училища прошли для студента Краснопольского в кругу восторгов, ревности, объяснений и обид.

Позже он с удивлением вспоминал свой первый самостоятельный год в Москве – как ухитрялся выживать и держать темп? По вечерам отрабатывал три смены в фойе и там же, в перерывах, учил теорию музыки, с раннего утра до института занимался дома, добирал упущенную за три года технику, потом – институт, задания по гармонии, ансамбль, фортепиано, какие-то менее важные предметы, потом – библиотека. Не мог забыть тот первый вечер в новой компании, рылся в энциклопедии, журналах, книгах по истории искусства, незаметно для себя научился читать по диагонали, главное было понять смысл статьи и запомнить даты, чтобы не выглядеть идиотом и провинциалом. Постепенно стали появляться друзья и знакомые – в основном студенты из группы и ансамбля.

Несколько раз наведывался в Алинкину компанию, народ у них собирался очень интересный, но Леве катастрофически не хватало денег и времени на участие в их вечеринках. Все ребята там были из обеспеченных семей, они приносили вино, редкие дорогие книги и пластинки, глубокой ночью развозили девушек на такси. Однажды появилась необычная пара – довольно солидный дядька лет тридцати, бородатый, в иностранном толстом свитере и даже с трубкой, что Леву искренне потрясло (знаменитый портрет Хемингуэя он увидел значительно позже), и тоненькая стильная девочка в серой шубке, будто специально подобранной под цвет огромных пронзительных глаз. У Левы почему-то перехватило дыхание от этой девчонки, даже боялся смотреть в ее сторону, но все-таки разглядел и стройные чудесные ноги в узеньких туфлях, и нежную шею, которую этот бородатый тип бережно закутал пушистым шарфом, как ребенку.