Вивиана. Наперекор судьбе - Элайн Нексли

Сейчас сэр Курио был уже в преклонном возрасте, но это не мешало ему верой и правдой служить Тюдорам. Никто ни разу не слышал из уст Джорджа печаль или сожаление. Рыцарь, возможно, был слишком маленьким тогда, чтобы запомнить смерть родителей, но все же то, что отец сражался на стороне Ланкастеров, он должен был знать. Генрих VIII являлся сыном Генриха VII из дома Ланкастера, но и Елизаветы Йоркской из дома Йорков. Несмотря на то, что на гербе Тюдоров изображена алая роза с белой в середине, многие люди до сих пор считают, что Тюдоры – потомки Ланкастеров, а не Йорков.

– Извините, я задумалась, – опешила я, смотря, как сэр Курио любопытно окидывает меня взглядом: – Так, вы согласны?

– О, леди, отказать вам – грех, ибо не каждый день такая прекрасная дама, как вы, что-то у меня просит, и все же…

– Я забыла сказать самое главное, мистер. Паскуаль – ваша собственность и поэтому я могу его у вас лишь купить. Назовите любую сумму, и я непременно вам ее предоставлю. Будьте в этом уверены, – сэр Курио встал, сняв колпак и положив его на резной стол.

– Мисс, я не смею сомневаться в вашей честности, и я уверен, что любая, названная мною сумма, будет немедленно выплачена. Но не в моем характере брать с девушки деньги. Мастер Паскуаль и вправду принадлежит мне целиком и полностью, поскольку он сирота, но он не мой раб, а паж-воспитанник. А я своих воспитанников не имею право продавать, как пленников. Что ж, так и быть. Мальчик будет служить вам, но моя услуга бесплатная. Считайте, что это подарок, – я радостно захлопала в ладоши, как ребенок. Но Паскуаль оставался молчаливым и грустным. Я заметила, как у него по щеке скатилась слезинка: – Благодарю вас, сэр, – по – традиции, произнес мальчишка, поцеловав руку Джорджа Курио.

– Не смею больше вас задерживать, милорд. Позвольте откланяться, – присев в реверансе, я сделала несколько шагов к двери, но остановилась, увидев бумагу, лежавшую на кресле. На ней были написаны какие-то странные буквы, а вверху нарисована черная, пятнадцатиконечная корона, возле которой располагалась роза, проткнутая кинжалом. Я беззвучно ахнула, вспомнив, что на том медальоне из двух частей, что я нашла в таверне, тоже был такой знак, а буквы точно такие, как на руке у покойницы Каримни:

– Что это, милорд? – пытаясь говорить спокойно и равнодушно, спросила я, внимательно следя за выражением лица сэра Курио. Я увидела, как его зеленые глаза, размером с бусинки, блеснули каким-то огнем и сразу погасли, а в уголках крепко сжатых губ проскользнула едва заметная усмешка:

– Это…документ государственной важности. Юной леди не стоит знать, что в нем. Прошу прощения, но сейчас ко мне придут гости. И поэтому я вынужден попросить вас откланяться вместе с мальчиком, точнее, с вашим новым слугой, – мило улыбнувшись, я вышла из опочивальни, крепко сжимая похолодевшую руку пажа.

– Почему ты так бледен? Что с тобой? – когда за нами закрылась главная дверь, спросила я, садясь на колени и нежно гладя мальчика по голове: – У тебя рана болит?

– Дело не в ране, госпожа, просто мне стало дурно, когда мы выходили из комнаты. Что-то меня насторожило. Вы не заметили ничего подозрительного? – продолжал малыш, с опаской оглядываясь назад, на ту дверь, где мы познакомились несколько часов назад.

– Знаешь, мне тоже показалось такое дружелюбное поведение сэра Курио странным. Он не тиран, но мягкостью характера однозначно не отличается. Да и та бумага…

– Какая бумага, миледи? – спросил мальчик, после чего я вовремя спохватилась. Ребенку не нужно знать о моих подозрениях, особенно о том, как зверски была убита Каримни дел Фагасона:

– Это не имеет значения. Ты лучше иди к мадам д’Аконье, пусть она подыщет тебе комнату близ покоев юных фрейлин.

Когда Паскуаль скрылся из виду, я еще долго стояла на одном месте, раздумывая над увиденным и прокручивая в голове все те детали, которые могла мне понадобиться. Криминалист Анхорело Дебитти не нашел никаких зацепок на месте убийства, да и лекарь только подтвердил, что удары были нанесены пятнадцать раз острым кинжалом. Я долго ломала себе голову над тем, стоит ли венценосной чете знать о медальоне и о том, что такие же символы я видела в покоях сэра Курио. В честности старого рыцаря никто не будет сомневаться, ибо мужчина, носящий цепь и шпоры, не мог быть причастен к убийству фрейлины, да и Каримни достаточно хорошо знала Джорджа, была с ним всегда любезна и приветлива, а он ни чем не смел ее оскорбить. Конечно, может в душе он и призирал ее, хотел за что-то отомстить, но на убийство он пойти не мог. И тут я вспомнила злость Лилини Зинг, ее неприязнь к покойнице и безграничный гнев, а ведь именно старый рыцарь выхлопотал для Лилини место в свите королевы. И до меня не раз доходили слухи даже в Потрипридде, что взбалмошная кокетка с радостью запорхала в постель ко всем, у кого большой кошелек. Выходит, Лилини и сэр Курио, не смотря на огромную разницу в возрасте, могли быть близки, и вынашивать план мести Каримни. Это уже что-то.

Разузнать все поподробней я могла лишь с помощью Мирин. Она ведь тоже отнеслась к смерти фрейлины, как к событию, которое все равно должно было произойти. А о развлечениях сестры ей, разумеется, все было известно.

Когда я вернулась в комнату юных фрейлин, там было тихо и пустынно. Лишь в дальнем углу я услышала какое-то всхлипывание. Подойдя ближе, я увидела Шекену. Девушка, закрыв лицо своими тонкими, ухоженными пальцами, надрывно рыдала. Меня поразила красота ее волос, которые сейчас свободно разметались по плечам. Черные, как смоль, густые, как лошадиная грива, мягкие, как пух, они и вправду заслуживали восхищения. Мусульманка не была красавицей, ее трудно было назвать даже хорошенькой. Как у всех восточных женщин, у нее были огромные, живые глаза цвета потухшего факела: карие, с легким, черно-багровым отливом. Длина ресниц тоже была необычная, вот только брови слишком густые для девицы. Все портил крючковатый нос с горбинкой на переносице. Губы цвета спелой вишни тоже не особо радовали глаз. Пухлые, как у младенца, они выглядели вульгарно и нелепо с плоской родинкой под нижней губой. Фигура была хрупкой, с едва заметной грудью и бедрами.

Я подошла к сирийке, сев на край кровати: – Шекена, почему ты плачешь? Что случилось? – девушка подняла на меня свои красные, от слез, пухлые глаза.

– Я…я больше не могу так! – со всхлипами, прокричала мусульманка, после чего вновь зарыдала с новой силой.

– Тише, успокойся и расскажи, что случилось, – тихим голосом спросила я, вытирая кончиками пальцев слезы, которые обильно лились из глаз Шекены.

– Я… я… люблю его! – вновь крики и рыдания. Я едва заметно улыбнулась. Значит, замкнутая, молчаливая сирийка нашла себе пару. Хотя, я слабо верила, что она чем-то может привлечь мужчину: ни красоты, ни особого ума, ни грации, да к тому же мусульманка-рабыня, не имевшая родителей и родственников.

– Он… он сказал, что…, что я не достойна его, что он любит другую… Но я жить без него не могу.

– Кто сказал?

– Он!

– Шекена, я тебя сейчас покусаю! Назови имя и фамилию, род, титул, возраст… Что ни будь! – не сдержалась я. Но мой громкий, наполненный неприязнью и раздражением, голос, как будто опустил сирийку с небес на землю. Вытерев слезы, она гордо посмотрела мне в глаза: