Рокси - Джаррод Шустерман

Бабушка лежит в кухне на полу, корчась от боли и держась за бедро. Обломки кухонного комбайна валяются между кухонным прилавком и столом. На полу рядом с бабушкой — наполовину растаявший кубик льда, на прилавке — стакан с лимонадом. Вот, значит, что произошло. Проклятый холодильник!

— Айзек! — зовет бабушка, увидев внука. Она дышит поверхностно, часто хватая воздух ртом. — Помоги мне встать.

Он пробует поднять ее, но в ту же секунду она издает дикий крик боли.

— Нет! Не надо! Вот черт! Проклятье!

Плохо дело. Как бы бабушке не оказаться в инвалидном кресле после такого падения. Айзек старается не думать об этом. Ему ясно, что он не сможет поднять ее на ноги, не причинив еще большего вреда. А больше помочь некому — родители на работе, Айви тоже еще не вернулась.

— Все будет хорошо, бабушка.

— Черт! Проклятье! Черт! — хрипит она, сердясь на себя саму. Сердясь на весь мир, на всю вселенную — за то, что позволили несчастью случиться. — Только этого мне и не хватало! Не теперь!

Как будто в другое время падение было бы в самый раз.

Айзек набирает 911, объясняет ситуацию и диктует адрес.

— «Скорая» уже в пути, — сообщает он бабушке, но все равно ощущение такое, будто ожидание тянется целую вечность.

И тут, почти теряя сознание от боли, бабушка сипит:

— Мое лекарство… Айзек. Мое болеутоляющее…

Ну конечно! Таблетки! Азейк спешит к аптечке, находит оранжевый флакон — он знает какой, знает, что в нем. Откручивает крышечку и опрокидывает флакон на ладонь. Ничего.

Флакон пуст.

Черт! Конечно он пуст! Он же знал это. Он даже попытался обновить рецепт по телефону, но голос робота сообщил, что для этого надо прийти к врачу. Айзек расходовал таблетки с осторожностью, даже разламывал их напополам, но… Спустя две недели запас иссяк.

«Думай. Думай. Думай».

Он взлетает по лестнице в свою комнату и бросается прямиком к своему рюкзаку.

«Там должна остаться хотя бы одна. Должна!»

Он проверяет кармашек рюкзака, где хранил таблетки, но там ничего нет. Он смотрит под кроватью, не упало ли туда что-нибудь. Не упало.

Но у него есть еще один, последний вариант — его грязные джинсы. Он помнит, что, когда фольга разорвалась, сунул одну таблетку прямо в карман, но не помнит, чтобы вынимал ее оттуда. В корзине для грязного белья две пары джинсов, остальные уже постираны. Айзек находит джинсы, молясь всем силам небесным, и запускает пальцы в кармашек для разменной мелочи. И — о чудо! — из кармашка вторых джинсов он выуживает последнюю белую таблетку, обтерханную и облепленную ворсинками.

Отряхнув ворсинки, Айзек стремглав бросается в кухню, хватает с прилавка стакан с лимонадом, опускается на пол и вкладывает таблетку бабушке в рот. Она отпивает из стакана, с трудом глотает. Боль не прекращается сразу, зато паника отступает, потому что облегчение рядом, за ближайшим углом.

— Вот уж чего мне совсем не было нужно! — стонет бабушка, страдальчески кривясь. Поначалу Айзек думает, что она имеет в виду лекарство, но тут же соображает, что бабушка говорит обо всей паршивой ситуации.

— Знаю, ба, — отзывается Айзек, пытаясь утешить ее. — Это никому не нужно. Но ты выберешься, вот увидишь.

Именно здесь, сидя на полу рядом с бабушкой и держа ее за руку, Айзек вдруг понимает кое-что. Собственно, он знал это уже некоторое время, но в сознательную форму не облекал. Его лодыжка зажила. Полностью. Он отлично справляется с тренировками и даже немного играл в выходные без каких-либо неприятных последствий. Его сегодняшняя резвая беготня по лестнице вверх и вниз служит тому подтверждением в реальном времени. И все же пустой оранжевый флакон не идет у него из головы. Острое чувство вины за то, что он опорожнил его, мешается с отчаянием и неодолимой тягой. Его нога больше не требует лекарства, но организм Айзека жаждет его. И не позволит ему забыть об этом.

Красные огни приближающейся «скорой помощи» играют на лице юноши, в то время как в душе его гремит набат. Потому что жизнь, которую он так тщательно для себя спланировал, отклонилась от намеченного курса и двинулась в неизвестном направлении.

РОКСИ

Бабушка Айзека, безусловно, сила, с которой приходится считаться. Я еду в карете «скорой помощи» вместе с Айзеком, бабушкой и парамедиком, который хочет подключить пострадавшую к капельнице, но бабушка не соглашается.

— Но это всего лишь физраствор, мэм!

— Вы доктор? — задает бабушка риторический вопрос.

— Я фельдшер, специально обученный всем приемам срочной помощи.

— Уж простите, но шесть месяцев в местном колледже — не то же самое, что четыре года в университете плюс ординатура и прочее.

— Бабушка, — урезонивает ее Айзек. — Они оказывают первую помощь, это их работа!

— Пусть оказывают ее кому-нибудь другому. И скажи водителю, что если он поймает еще хотя бы одну яму, то это ему придется обращаться в больницу!

Айзек извиняется за поведение бабушки, но парамедик не принимает ее ругань близко к сердцу. Как и я, он перевидал множество людей, сходящих с ума от боли. Они говорят много странного. Иногда они видят в тебе спасителя, иногда — палача. Сильная боль делает человека беспомощным. А дальнейшее — слепое доверие или паранойя — уже зависит от личности.

Что до меня, то мне нравится вполне оправданная сварливость этой женщины. Любой, у кого сломано бедро, имеет право вести себя отвратительно, — а ее бедро действительно сломано. Но они узнают об этом только после томографии.

Айзек звонит маме и рассказывает о случившемся.

— Кажется, я оставил переднюю дверь открытой, — сокрушается он, как будто сейчас это имеет значение.

— Не оставил, — говорю я ему, но он слишком занят, чтобы осознавать мое присутствие. Айзек с готовностью исполняет свой долг сына и внука. Там, где другие теряются и падают духом, он делает то, что требуется. Берет на себя ответственность. Мне нравится эта его черта. Он тот человек, на которого можно опереться во время кризиса.

— Приезжай в больницу Милости Господней, — говорит он матери.

Бабушка хмурится, услышав это название.

— Милость, тоже мне еще, — бурчит она. — Лично я прошу только об одной милости — чтобы избавили меня от этой чертовой боли!

И тут же кричит на парамедика, чтобы не трогал ее, а тот всего лишь хотел померить давление. Она ворочается на носилках и постанывает. Я здесь, с нею, но в данный момент мало что могу. Понадобится еще полчаса, прежде чем я начну действовать в полную силу.

— Ба, расслабься, — просит Айзек. — Пусть он делает свою работу!

Она испускает долгий дрожащий вздох. Бабушка может сколько влезет кричать на парамедика, но на Айзека она кричать не станет.