Обратный отсчет - Анна Малышева

– Значит, не так уж любила, – заметил Дима с подспудным облегчением. – Иначе простила бы.

Марфа фыркнула:

– Наверное, она в самом деле сильно изменилась за то время, пока мы не виделись! Она прощать не умеет!

Диме было неловко вваливаться к незнакомому человеку, да еще не предупредив, но Марфа настаивала – этот визит необходим.

– Тебе любой мент скажет, что надо опрашивать бывших супругов! Ну и пусть они пять лет не виделись – она могла о нем вспомнить!

– Ну да – Люда вспомнила про ключи, побежала за ними в дом, по дороге ни с того ни с сего вспомнила о бывшем муже, бросила меня и уехала в Москву, никому не сказав ни слова? И с тех пор даже мать не известила, где находится? Такая картина!

– А если она там? – упрямо спросила Марфа, и Дима притих. В самом деле – а если его новая подруга права? Если уравновешенная Люда окажется сумасбродкой – одной из тех особ, которых он всегда избегал? Что он знал о ней? Он даже не подозревал, что она была замужем!

Шурик жил в одном из переулков, выходящих на Плющиху, пустынную в этот выходной день. Увидев дом сталинской постройки, Дима тихо присвистнул:

– Сколько здесь стоят квартиры?

– Не мечтай, – оборвала его Марфа, уверенно сворачивая во двор. – Сразу информирую – квартира там двухкомнатная, и кроме Шурика там должна быть его мама. Интересно, он женился второй раз?

Ответом ей был плач грудного младенца, раздавшийся сразу после того, как им ответили по домофону. Голос был мужской, едва различимый из-за детского визга.

– Шурик, ты? – фамильярно спросила она. – Так и знала, что не переехал – с такого-то места! Можно зайти? Я Марфа, помнишь? Ну, Люду-то хоть не забыл?

Мужчина секунду помолчал, потом спросил, в чем дело. Судя по голосу, он не очень обрадовался гостье.

– У меня пара вопросов, – ничуть не смущаясь, заявила Марфа. – Не орать же мне по домофону! Спустись, если не хочешь приглашать.

Шурик что-то буркнул и дал отбой.

– Он спустится, – уверенно сказала Марфа. – А то я домофон оборву, и ребенок никогда не уснет. Значит, женился.

Этот вопрос она и задала первым делом, когда из подъезда вышел мужчина лет сорока пяти, одетый в спортивный костюм и с собачкой на поводке. Собачка вызвала бурю восторга у Марфы и недоумение у Димы – таких существ он еще не видел. Крошечная, голая, с пышной черной гривкой и кончиком хвоста, она больше напоминала микроскопического ослика – даже очертаниями грустной наивной мордочки.

– Женился? – Воскликнула Марфа. – Ребеночек? Молодец! Это китайская хохлатая? У моей подруги в Мюнхене такая, но она стоит бешеных денег! Ты разбогател, что ли?

– Ты зачем пришла? – не обращая внимания на ее возгласы, перебил мужчина. На вид ему было больше законных сорока пяти – его старила лысина и неудачно подобранные массивные очки, моментально прибавлявшие лет пять как минимум. – У меня нет времени.

– У меня тоже, – подобралась Марфа. – Ничего, пусть собачка воздухом подышит. Ты Люду давно видел?

– В последний раз не то в ЗАГСе, не то в паспортном столе, пять лет назад, – бросил он, подтягивая к себе безропотную собачку, заинтересовавшуюся было конфетным фантиком. – Сама знаешь.

– А злиться нечего, – спокойно сказала женщина. – Вы хотя и сцепились напоследок, но все-таки не чужие. Она пропала. Уже неделю ищут.

Шурик несколько раз сморгнул – что-то вроде нервного тика, отметил Дима. Сам он предпочитал хранить молчание и не представляться.

– Скверно, – слегка охрипнув, сказал наконец бывший муж. – Как это случилось?

– Нелепо. Днем, на улице. Отошла на пять минут и не вернулась. Вот – ищем на пару с милицией. Это Дима, ее жених.

Он неловко кивнул, но Шурик едва прошелся по нему взглядом. Он казался по-настоящему подавленным, и Дима снова испытал укоры совести. «Даже бывший муж переживает, а я? Что делаю я? Или все – свою норму по страданиям выполнил, теперь – гуляй, веселись?»

– Если я что-то о ней услышу, позвоню, – сказал Шурик, беря на руки собачку. – Дай телефон.

– Звони мне на квартиру, номер прежний. – Марфа чуть улыбнулась, заиграла глазами, которые вдруг показались еще зеленее и лукавее, чем были. – Неужели забыл?

– Послушай, где у тебя совесть? – прошипел вдруг побагровевший Шурик. Краснел он смешно – начиная с макушки, и казалось, что его чем-то облили. – Люда, говоришь, пропала, а ты старое вспоминаешь! Между прочим, если бы не ты – мы были бы вместе!

– Между прочим, если бы я захотела – ты бы и с этой женой развелся, – язвительно парировала женщина. – Ты ж порядочный до первой юбки! Как тебе студентки зачеты сдают?

И, не попрощавшись, схватила за рукав Диму и увлекла его в подворотню. Он и опомниться на успел, как они снова вышли на Плющиху. Там он остановился и развернул к себе сердитую, тоже чуть покрасневшую Марфу:

– О чем это вы? Загадка на загадке! При чем здесь ты?

– А при том, что он чуть меня не изнасиловал, как только остался наедине, а я Людке про это рассказала! – воинственно отвечала Марфа. – И правильно, что она с ним, козлом, развелась. А то ведь как раз подумывала от него ребеночка родить! Людка же основательная, у нее все должно идти по плану. Где, мол, муж, там и ребенок. Хорошо, вовремя прозрела.

– Хорошо… – задумчиво согласился он. – И про нас с тобой ты тоже скажешь, и она опять прозреет… Знаешь, так ей грозит одинокая старость!

– Если вообще ей грозит старость. Молись, чтобы так было!

До метро они дошли молча. Марфа поеживалась на ходу, словно вспоминая что-то неприятное, а Дима думал о том, что последние три года жил с незнакомым, в сущности, человеком. «Одно я теперь понимаю – почему она отказалась выйти за меня замуж. Один раз обожглась… Получается, что обожглась бы и второй». В этот миг ему нестерпимо, по-прежнему захотелось, чтобы подруга вернулась, чтобы можно было обнять ее, излить ей душу, во всем повиниться и, наверное, получить прощение – ведь она всегда его понимала. Не умеет прощать? Не о ней сказано! «Я запутался между двух женщин, и обеих я совсем не знаю!»

Часы посещения в кардиологическом отделении были с четырех до шести. Татьяна деликатно явилась в пять, рассчитывая, что родственники уже успели навестить Людину мать. Зайдя в отделение, она спросила первую попавшуюся медсестру, в какой палате лежит Амтман. Она рассчитывала, что такая интересная фамилия обязательно запомнится, но ее ждала неудача. Девушка в зеленой шапочке и белом брючном костюме только пожала плечами и предложила надеть бахилы и пройтись по палатам. Татьяна рассмотрела уже всех больных, но матери Люды не нашла. В лицо она ее не знала, а на фамилию и имя-отчество никто из больных не реагировал.

«Как неудобно! Надо было взять Димку, но как его теперь дергать… Она должна быть моей ровесницей, наверное. Как неловко – мы так и не познакомились!»