Египтянин. Путь воина - Жюльетт Сапфо

– Странно, что человек с такой телесной силой находит удовольствие в осквернении могил и похищении даров умершим, – сказал Ренси, с трудом передвигая ноги и стараясь не отстать от Памеджаи, к которому он обращался.

– По всему видно, ты из другого мира и не знаешь, что такое жить в беспросветной нищете, – без намёка на обиду ответил кушит. – Мой отец погиб на войне, а у матери осталось шесть ртов, мал мала меньше… Я всегда знал, что не пойду воевать. Уж лучше грабить умерших вельмож, чем проливать кровь таких же бедняков, каким был мой отец…

– С нами всё ясно, – вступил в разговор Малыш Бес, сидевший у кушита на плечах. – Памеджаи – расхититель гробниц, я – разбойник, Жрец – он и в Ассирии жрец. Ты-то сам кто такой?

– Я – ваятель, – ответил Ренси и ощутил такой прилив гордости, от которого ему стало дышать легко и свободно.

– Каменотёс, стало быть, – с иронией заметил Малыш Бес. – Тогда Красная Гора станет тебе что дом родной…

– Эй, разболтались там! – прикрикнул офицер стражи, проезжавший мимо на приземистой гнедой лошади. – Попридержите-ка языки, пока у вас их совсем не отрезали!

– У нас впереди долгая цепь тяжёлых лет, наполненных одной лишь каторжной работой, а разговоры – кто знает, придётся ли их вести? – вздохнул ассирийский жрец, хотя сам до этого не проронил ни слова.

Золотой диск Ра начал таять в сгущавшихся сумерках, когда вожатый колонны, до этого не спускавший с каторжан настороженных и тревожных глаз, вдруг оживился.

– Красная Гора! Это Красная гора! – закричал он, приподнимаясь в седле. – Владения владычицы Хатхор!

Стражники спешились, чиновники и мастера спустились с носилок и, пав на колени, вознесли молитву богине Хатхор и духам Красной Горы.

Гора спускалась отвесными скалами во взрыхлённый барханами горизонт. Солнце и ветры, несущие песок пустыни, не пощадили строений, возведённых во времена Великого фараона, лишь кое-где торчали из песчаных холмов печные трубы. Закатные лучи Ра зажгли огнём голые скалы, усеянные грудами камней, облили красным сиянием шапки барханов. И только в тени, куда солнечные лучи не доходили, земля темнела сурово и загадочно. В очертаниях каменоломни было что-то зловещее и пугающее.

– Это место печально, как сама смерть, и так же величественно и отчуждено от всего остального мира, – произнёс ассириец с задумчивым видом. – Мы в эту гору должны войти?

– Поглоти… меня… земля, – медленно произнёс карлик, расширив глаза не то от изумления, не то от страха.

– Меня дрожь пробирает по всему телу, когда я думаю о том, что в последний раз нога человека ступала по этим камням тысячу лет назад, – в свою очередь высказался Ренси. И воскликнул в тихом восторге: – Каменоломня Рамсеса Великого!

– Каменоломня, – не то переспросил, не то просто повторил за ним кушит. И, сплюнув себе под ноги, прибавил: – Ну что ж, мы им наломаем камней!

На следующее утро для узников Красной Горы началась новая жизнь. Те из осуждённых, наказанием которым были пожизненные принудительные работы, занимались расчисткой и обустройством жилищ; тех же, кому был вынесен смертный приговор, сразу загнали в каменоломню.

Каменные плиты добывались тяжёлым трудом. Сначала вырубали в скале щель такой ширины, чтобы в неё мог пройти человек. Затем медной киркой делали узкие канавки вокруг всей каменной глыбы. Потом каменщики ударяли молотами по нижней части скалы, и камень отделялся от неё. Если же приходилось выламывать плиты твёрдых пород, как, например, гранита или базальта, работа велась так же, как и в первом случае. Только ударами по низу плиты нельзя было отделить её от скалы. Поэтому рабочие прорубали снизу щели и вставляли в них железные клинья, по которым ударяли тяжёлыми молотами. Иногда вместо железных в отверстия в породе вбивали деревянные клинья и поливали их водой: от этого дерево разбухало и ломало камень.

Ренси был определён десятником в десятку каменотёсов; Памеджаи, обладающий большой физической силой, ломал скалу в штольне; Малыш Бес вместе с другими малорослыми узниками пролезал через ходы в выдолбленные части скалы; Жрец трудился с теми рабочими, которые забивали в щели клинья. И хотя то, чем занимался каждый из них, было задумано как часть целого, они не могли часто видеться друг с другом, ибо начальник каменоломни определил – людям разных десятков жить и работать порознь.

В десятке Ренси были, кроме него, четыре кушита, двое ливийцев, двое сирийцев и один человек пустыни, которого все называли просто Кочевник. За ними надзирал Аббал, рыжебородый сидонец с колючими глазами и гибкой палкой. Он бил ею по спине, по голове, куда попало, если молоток медлил в руках каменотёсов. В первые дни больше всех доставалось Кочевнику, и по ночам он стонал от боли и унижения. Тогда Ренси показал ему, как обращаться с молотком, чтобы меньше тратить сил и создавать вид усердной работы. Кочевник внял его совету, и палка Аббала почти не свистала над его головой: за помощь Кочевник не уставал благодарить Ренси по нескольку раз на день.

Привычная сноровка в работе не исчезла у Ренси и теперь, хотя он не держал в руках молотка уже много недель. Под его ударами камень откалывался и отлетал, словно сухие щепки. Прикосновение к камню, молчаливая работа над ним позволяла Ренси на время забыться и снова почувствовать себя тем, кем он был когда-то: мастером скульптуры.

Работы в Красной Горе не прекращались, как Хети и обещал, ни днём, ни ночью. И каждый раз партия дневных рабочих молила богов, чтобы ночь спустилась как можно раньше, а рабочие ночной смены, которых будили надсмотрщики, обращались к богам с мольбой, чтобы солнце никогда не заходило.

Всё чаще Ренси задумывался о том, какая участь ждёт его в Красной Горе и что в конце концов повлечёт его смерть: несчастный случай, тяжёлая болезнь или, если он останется в живых до закрытия работ, мучительная казнь? И он пришёл к выводу, что в его положении единственный выход – бежать. Бежать отсюда. Домой. А лучше – безопаснее – в Милет, туда, где у него были друзья. Но в душе он знал, что не покинет Египет прежде, чем не увидится с Мерет… И – пока не отомстит тем, кто разлучил его с ней и со скульптурой…

Как ни старались разобщить каторжан надсмотрщики и их начальники, многие вскоре научились находить время и место для тайных встреч. У двух египтян, нубийца и ассирийца, кроме богов, каким они поклонялись, появилось единое божество. Имя его было – Свобода. Оно звучало по-разному на разных языках, но для всех было одинаково желанно.

Дождавшись, когда надсмотрщики дневной смены ушли отдыхать, а те, кто заменял их ночью, ещё не вышли из своих жилищ, четвёрка каторжан собралась за стеной, сложенной из коротких брёвен. Убедившись, что их никто не подслушивает, Ренси изложил приятелям свой план освобождения из неволи.

– Неплохо придумано, – крутнул головой Малыш Бес. – Вот только… Как же мы удерём, если нас охраняют даже по ночам?

– Думаю, что с наступлением Великого Зноя нас перестанут сторожить так тщательно, как сейчас, – ответил Ренси. – Решат, что бежать в такую пору не осмелится даже самый отчаянный: вокруг на много дней пути одна лишь бескрайняя пустыня. К тому же, не зная местности, можно зайти в зыбучие пески, а это – верная смерть. Пустыня опасна ещё и тем, что, как я слышал, заблудившихся в ней убивает сама богиня Хатхор, принимая облик огромной львицы. Осторожность требует подождать подходящего момента. За это время Хети и его окружение свыкнутся с мыслью, что мы не собираемся бежать, а мы, как только караван с грузом будет готов к отбытию, двинемся в путь вместе с ним. Выбирать вам: или вы рискуете, или проводите остаток своей жизни в неволе.