Принцесса специй - Читра Дивакаруни

На самом деле я должна дать ему то, что лежит в коробочке эбенового дерева под прилавком, жесткий кусочек хинг, асафетиды, — она вернет спокойствие в мою жизнь, навсегда отняв его у меня.

Воля тысячи специй давит на меня. Я наклоняюсь, ищу, вот я уже нащупала коробочку пальцами, в которой шероховатый осколок асафетиды с ее горьковатым запахом дыма.

О специи, дайте мне еще немного времени, еще чуть-чуть.

Я выпрямляюсь, снимаю маленькую коричневую бутылочку с полки позади себя. Ставлю на прилавок.

— Это чуран, — говорю я ему.

— Любовный напиток? — спрашивает он, как будто бы в шутку, но и всерьез.

— Нет, это от изжоги, — говорю я как можно более строгим голосом, — надо вести более умеренную жизнь. Вот что тебе действительно нужно, — я пробиваю, кладу бутылочку в пакет и многозначительно смотрю на дверь

— Что ж, уже очень поздно.

— О, мне очень жаль, что я вас побеспокоил, — говорит он, но неискренне. Его глаза, цвета черной воды в лунном свете, смотрят с изумлением. Они заставляю меня сказать то, что я не собиралась:

— Может быть, в следующий раз у меня что-нибудь и будет для вас.

— Тогда до следующего раза, — слышу в ответ, эти слова для меня как сладкий подарок.

Только утром я вспомнила о ноже.

Я откинула смятое одеяло, отогнала от себя липкие обрывки сна, едва оставшегося в памяти. Спотыкаясь поспешила к прилавку, где оставила его лежать, хотя подозревала, что уже слишком поздно.

Нож, говори со мной.

В моей руке лезвие серое, безнадежно бледное, мертвого цвета. На острие въевшиеся следы крови. Я попыталась оттереть — и металлические ошметки посыпались на пол.

В тесной нише кухни я подставила его под струю воды. Сделала мазь из лайма и тамаринда и втерла в него, произнося заклинания очищения.

К тому времени, как я закончила все это, мои пальцы сморщились от кислоты.

Пятно немного оттерлось и приобрело форму трупа или, быть может, слезы. Того, что меня ожидает.

Я прислонилась лбом к холодной цементной стене. Снова неуемный наплыв видений. Горсть калонджи, бездарно выброшенная в мусорное ведро, с запахом женской крови. Лицо Харона, такое молодое, беззащитное, и окружившая его ночь, как кроваво-черная клякса. Мудрейшая, ее провидческие глаза полны печали. Прости меня, Мама.

Всего лишь слова. Как можно просить о прощении, не желая при этом прекратить совершать ошибку за ошибкой. Ведь ты же не желаешь.

Так бы она сказала, голосом как бьющиеся в бурю ветви.

Я не отрицаю упрека.

Вместо этого даю обещание:

— Нож, я тебя больше не оставлю. Если тебе нужна новая кровь, чтобы смыть это пятно — я готова.

Я заношу нож, закрываю глаза, с силой опускаю на пальцы, ожидая, что во мне резким всполохом взметнется боль.

Ничего.

Я смотрю — всего лишь в дюйме от моей руки нож еще дрожит, вонзившись в дерево прилавка. Отклонился. Мое смутное желание или его воля?

О, глупая Тило, неужели ты думаешь, что искупить все будет так просто?

— Я хотел кое-что попросить, — говорит Квеси, заходя с картонным тубусом под мышкой. — Не возражаешь, если я тут повешу кое-что на витрине?

Неожиданный вопрос. Не совсем уверена, что это позволено.

Хотя индийцы, конечно, постоянно что-нибудь вешают. Только посмотрите — по всей витрине разноцветные бумажки: реклама фильмов с разными восходящими кинозвездами: МАДХУРИ ДИКСИТ СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ; отливающие неоновым цветом флаеры, приглашающие на БХАНГРА — ТАНЦЕВАЛЬНУЮ ВЕЧЕРИНКУ, 5 ДОЛЛАРОВ ВХОД, ВАШ ДИ-ДЖЕЙ МАННИ; БХАВНАВЕН: СВЕЖИЕ ЧАПАТИ И ДХОКЛА ПО РАЗУМНОЙ ЦЕНЕ; ТАДЖ МАХАЛ АТЕЛЬЕ — НАБЕРИТЕ ЭТОТ НОМЕР, И МЫ СОШЬЕМ ВАМ БЛУЗКУ ЗА НОЧЬ.

Но Квеси не индиец.

— А что это? — спрашиваю я, оттягивая время.

— Вот, посмотри, — он достает из тубуса и аккуратно раскладывает на прилавке — в глаза сразу бросаются яркие черные и золотые цвета — плакат. Человек в подпоясанной форме и босиком, руки сжаты в кулаки, нога наносит вбок мощный удар невидимому противнику. И снизу простыми буквами: «КВЕСИ. МИР АЙКИДО» — и адрес.

— Я так и знала, что ты воин, — улыбнулась я.

Он тоже улыбнулся:

— Воин. Так и думал, что вы это скажете.

— И давно ты этим занимаешься?

Он кивнул:

— Лет, наверное, пятнадцать, — он поймал мой заинтригованный взгляд. — Хотите знать, как все началось? — и не успела я кивнуть, как он уже начал рассказывать, удобно опершись локтями на прилавок. Квеси — прирожденный рассказчик, это у него в крови.

— Когда-то я был весьма не в форме, подсел на наркоту — героин-кокаин, ну, в общем, по всем статьям. Я жил от одной дозы до другой, совершал разные безумства, если того требовала дурная привычка. Тогда-то я и столкнулся с человеком, который позже стал моим сэнсэем. Я спровоцировал его на драку — а в те годы я мнил себя непобедимым бойцом — но он уложил меня в одну секунду. На следующий день я узнал, кто он такой, где его зал, и подошел к концу занятий с пистолетом, намереваясь заставить его за все ответить. Он открыл дверь, и я наставил ему пушку прямо в голову. Но он не был напуган. Он сказал:

— Ну что же ты, заходи, я как раз заварил японского чая, а застрелить меня можно и после. — Это не было блефом, попыткой показать себя крутым, как я бы пытался на его месте. Он действительно не боялся. Я так удивился, что отложил пистолет и пошел за ним. Слово за слово — и кончилось тем, что я стал его учеником на шесть лет. Можешь себе представить? Хотя я так и не распробовал толком этот его японский чаек, — мне подавай крепкий Даржилинг.

Мы посмеялись, но это был смех сквозь слезы. Когда с кем-то вместе так смеешься, сердце раскрывается человеку навстречу. Так что я отерла слезы и сказала Квеси:

— Пожалуйста, вешай здесь свое объявление. Хотя, если честно, я не совсем уверена, что здесь бывают люди, которые могут этим заинтересоваться.

Мы окинули взглядом магазин. Пухлые женщины среднего возраста в сари обсуждают качество маринада Патак и Бедекар. Старый сардарджи в белом тюрбане несет бутылочку эвкалиптового масла от кашля к прилавку пробить чек. Чьи-то детишки бегают друг за другом вокруг ларя с мукой. Заходит длинноволосый молодой человек в очках от Рэй Бэн и узких джинсах от Леви, он бросает на Квеси хмурый подозрительный взгляд и исчезает среди полок с чечевицей.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — сухо сказал Квеси. Он начал сворачивать плакат. — Поищу более подходящее место.

Мне жаль, что я не смогла ему помочь. Я нахожу большую упаковку негранулированного черного Даржилинга высшего сорта и заворачиваю для него.

— В подарок, — говорю я. — История того стоила, — и проводила его к двери. — Заходи еще. Удачи тебе с твоими занятиями и со всем остальным, — пожелала я ему от всей души.