Советская дипломатия на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину (26 марта 1970-3 сентября 1971) - Ростислав Долгилевич

Послы Франции и Англии в ФРГ поддержали все положения, высказанные Рашем. Так, Сованьярг заявил: «Западные державы признают значение вопроса о присутствии ФРГ в Западном Берлине для Советского Союза и идут ему навстречу. Они готовы заявить, что Западный Берлин не является землей ФРГ, готовы произвести ряд оптических изменений, но при всем этом связи между ФРГ и западными секторами Берлина должны сохраниться. Это означает, что федеральные органы не должны быть удалены из города, так как они занимаются осуществлением экономических, финансовых и юридических контактов между ФРГ и Западным Берлином». Французский посол подчеркнул, однако, что «западные державы готовы пройти определенный путь навстречу пожеланиям советской стороны, и он не считает, что этот вопрос будет крупным препятствием на пути к соглашению»[278].

При сложившейся ситуации, по мнению Сованьярга, «не может быть полного параллелизма между вопросом о доступе, за который несут ответственность все четыре державы, и вопросом о присутствии ФРГ в Западном Берлине, по которому три державы взяли бы на себя обязательство перед Советским Союзом»[279].

Джеклинг, говоря о последнем выступлении Абрасимова, отметил, что «советская сторона дала новую формулировку по вопросу транзита грузов и людей между ФРГ и Западным Берлином, которая имеет интересные отличия от прежней». Однако он выразил согласие с замечаниями послов США и Франции о том, что касается важности принципиальной четырехсторонней договоренности по этому вопросу[280].

В результате встречи, состоявшейся 10 декабря 1970 г., сделал вывод Джеклиннг, «видимо, будет подготовлена почва для полезной работы наших советников, и следует надеяться, что на следующем заседании послов удастся продвинуться вперед»[281].

Председательствовавший на этой встрече Абрасимов, прежде чем объявить ее завершенной, сделал несколько важных замечаний относительно выступлений трех послов. Прежде всего он коснулся высказываний об инцидентах на коммуникациях между ФРГ и Западным Берлином. Охарактеризовав действия ХДС/ ХСС как провокацию, он отверг обвинения Раша, назвав их необоснованными. Советская точка зрения по этому вопросу, отметил Абрасимов, известна и остается неизменной. Западная сторона решила ужесточить свою позицию путем организации политических демонстраций, которые не могли быть восприняты Советским Союзом и ГДР иначе, как провокационные. «Мы, — подчеркнул советский посол, — предупреждали три державы заранее, что не следует допускать очередной политической демонстрации — речь идет о заседании фракции ХДС/ ХСС в бундестаге, — что это не будет способствовать созданию благоприятной атмосферы для ведения переговоров. Тем не менее этот шаг был сделан… Эта акция преследовала лишь одну цель — создать трудности и помехи для взаимопонимания. Что касается действий ГДР, то хорошо известно, что их не было бы, если бы не было этой провокации в Западном Берлине. Меры ГДР вполне соответствуют тому, что установлено международными решениями, и осуществлены в соответствии с действующими законами ГДР. Так что западным державам следует обращать все нарекания в свой собственный адрес. Провокации ФРГ в Западном Берлине получали и будут получать соответствующий отпор. Не будет провокаций, не будет и контрмер против них»[282].

Вместе с тем Абрасимов осудил намеки западных послов на взаимозависимость западноберлинского вопроса с другими соглашениями, назвав их, по меньшей мере, неуместными. «В разрядке напряженности в Европе, — заявил советский посол, — должны быть в равной степени заинтересованы все стороны, так что у трех держав нет никаких оснований связывать достижение этой разрядки с односторонними уступками Советского Союза»[283].

Несмотря на острую дискуссию, проходившую на этой встрече, Абрасимов счел возможным отметить в коммюнике, что на ней состоялось «конструктивное обсуждение» стоявших в повестке дня вопросов. Но в итоге было принято предложение Раша о «деловой обстановке», в которой проходила встреча.

Это была последняя встреча послов, состоявшаяся в 1970 году. По мнению сторон, она проходила в обстановке большего взаимопонимания, чем предыдущие встречи. Следующее заседание на уровне послов было назначено на 19 января 971 г., а встреча советников — на 910 января. В четырехсторонних переговорах наступал более чем месячный перерыв.

Всесторонне анализируя стратегию и тактику трех держав, советская дипломатия одновременно внимательно изучала позицию правительства ФРГ в связи с переговорами четырех держав по Западному Берлину. Об этом свидетельствует содержание аналитической записки по названному вопросу, составленный Третьим европейским отделом МИД СССР и датированной 30 декабря 1970 года.

В этом документе отмечалось, что отношение представительства ФРГ к четырехсторонним переговорам и обсуждаемым на них вопросам является сложным и неоднозначным. С одной стороны, правительство Брандта не скрывало своей заинтересованности в достижении договоренности, что в значительной мере позволило бы ФРГ обрести необходимую свободу маневра в отношениях с социалистическими странами, и даже подталкивало в этом направлении своих западных союзников, с другой, — учитывая накал внутриполитической обстановки и усиливающийся нажим оппозиции, проявляло известную сдержанность и противоречивость в подходе к проходившим переговорам[284].

По мнению Третьего европейского отдела, в подходе Брандта к западноберлинскому урегулированию отчетливо прослеживалось то значение, которое руководство СДПГ и СвДП придавало осуществлению долговременных внешнеполитических целей, очерченных в программе «восточной политики» и в национальном вопросе. Оно исходило из того, что сохранение в прежнем виде положения дел в Западном Берлине и вокруг него чревато постоянными осложнениями и трениями с Советским Союзом, ГДР и другими социалистическими странами, что объективно способствовало бы процессу дальнейшего размежевания между двумя германскими государствами и создавало бы постоянные трудности в деле осуществления долговременных целей «восточной политики» Брандта. В Бонне отдавали себе также отчет в том, что неурегулированность западноберлинского вопроса была на руку в основном США, Англии и Франции, поскольку позволяла им в течение неопределенно длительного времени держать под контролем политику ФРГ в отношении социалистических стран[285].

Вместе с тем Бонн, отмечалось в рассматриваемом документе, желал бы использовать переговоры по Западному Берлину для того, чтобы, прикрываясь «неуступчивостью» трех держав, добиться в максимально возможной степени легализации тех позиций, которые были за прошедшие годы незаконно захвачены им в городе, протащить с помощью тезиса о четырехсторонней ответственности идею сохранения в международно-правовом плане Германии как целого и необходимости особых отношений между германскими государствами, добиться ущемления суверенитета ГДР и продемонстрировать ограниченность ее международной правосубъектности. Однако поддержка со стороны ФРГ позиций трех держав по Западному Берлину имеет вполне определенные пределы, учитывая разницу в исходных позициях, которых придерживаются три державы и ФРГ, а также конечных целей, которые они преследуют[286].