Огненные письмена - Маркус Сэйки

«Стоп».

– Что с тобой? – спросил Джон.

Аарон стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Почему он должен умереть?

– Он слишком стар.

– Мне он не показался таким уж старым.

Джон хотел сказать что-то, но промолчал. Вместо этого он похлопал по скамейке рядом с собой. Аарон сел.

– Знаешь, твоя мать очень тобой гордилась.

«Я знаю», – готово были сорваться у Хока с языка. Но, открыв рот, он понял, что не может на себя положиться. Он ничего не сказал, просто опустил глаза и уставился на свои ботинки.

«Не плачь, не плачь, тряпка ты, не плачь».

Он услышал звук зажигалки и вдохнул запах дыма.

– Готов узнать одну тайну? – спросил Джон.

Хок поднял голову и кивнул быстрее, чем ему хотелось бы.

– Мы близки к победе.

– Правда? Из-за доктора Каузена?

Джон Смит глубоко затянулся и ответил:

– Отчасти. Он последняя часть плана, над которым я работал много-много лет. План, который меняет все на свете.

– А что за план?

– Сложный план – так не расскажешь.

– Я не глуп.

– Знаю, Хок. – Голос Джона прозвучал чуть ли не обиженно. – Знаю.

– Ну, то есть я, конечно, не одаренный. Хотелось бы мне им стать, но с этим ничего нельзя сделать. Но я готов на что угодно ради… – Аарон поймал себя на слове «вас» и вслух выдал: – Общего дела.

Но, очевидно, не успел поймать себя вовремя, потому что теперь его друг смотрел на него другими глазами.

– Что? – не понял Аарон.

Джон долго глядел на него, держа сигарету почти у самых губ.

Он словно забыл о ней.

Сорен смотрел.

Его клетка была изготовлена из металлических плиток по тридцать пять сантиметров каждая. Шесть таких квадратов в высоту, шесть в ширину и десять в длину. Пол был бетонный. На металлической двери уместилось бы ровно десять плиток.

Каждая плитка была покрыта белой эмалью и имела множество мелких отверстий. Через них в клетку проникал ровный, белый и никогда не меняющийся свет, источник которого находился где-то за ними. Изменение происходило, только когда со всех направлений одновременно в его клетку начинал поступать газ. Он неожиданно оказывался в бурлящем тумане, словно пролетал сквозь освещенное солнечными лучами облако.

Когда это случалось, у него не оставалось выбора – только ровно дышать и ждать.

Дважды в день сквозь щель в дверях ему просовывали поднос с мутным супом из протеинов и аминокислот. Поднос был прикреплен к двери, а единственным столовым прибором ему служила широкая бумажная соломинка. Отходы его жизнедеятельности принимал пластиковый унитаз в углу. За ним несомненно велось наблюдение, его жизненно важные показатели регистрировались чуткими датчиками, спрятанными за металлическими плитками.

Впервые газ подали после того, как он несколько раз подряд отказался принимать пищу. Он проснулся на своей койке (две плитки в ширину и четыре в длину) все еще голым, с саднящим чувством в горле от трубки, которую ему, вероятно, вводили для искусственного кормления. В нескольких других случаях его явно мыли. А не так давно после одного такого отключения он обнаружил у себя на запястьях и щиколотках небольшие потертости и пришел к выводу, что его фиксировали, пока он был без сознания, и, возможно, куда-то увозили, хотя уверенности у него не было.

Сорен бóльшую часть жизни искал свое ничто. Но голая и неменяющаяся клетка ничуть не походила на ничто. Она стала физическим воплощением его проклятия. Океаном времени, в котором легко утонуть. Ни книг, ни окна, ни посетителей, ни даже паука, в которого он мог бы превратиться. Его воспоминания в основном были связаны не с убежищем, где он мог бы обрести покой. В его жизни случилось несколько мгновений истинного удовлетворения или даже счастья, и он бережно хранил их, пытаясь во всех подробностях вспомнить шахматную партию с Джоном или то, как солнечный лучик высвечивал мягкую впадинку на шее Саманты. Но эти умозрительные ролики просматривались им столько раз, что уже начали тускнеть, и он опасался, как бы совсем не потерять их. Он мог делать зарядку, медитировать, мастурбировать, но подавляющую часть времени ему нечем было себя занять.

И поэтому он считал.

Сумму можно было рассчитать: отверстия в плитке располагались сдвинутыми рядами общим числом 48, а значит, число отверстий на плитку составляло 2304. На 182 плитках число отверстий равнялось 419 398. Минус 3456, перекрытых его койкой. Таким образом, в остатке он получал 415 872.

Само по себе это число не имело никакого смысла. Его назначение состояло в том, чтобы стать началом для дальнейших размышлений. Способом признать, что он ошибся, где-то пропустил отверстие или одно посчитал дважды. В таком случае можно было вернуться к началу. Сизифов труд – бессчетное число раз закатывать камень на гору в царстве Аида, бессчетное число раз видеть, как камень падает вниз, и бессчетное число раз начинать все сначала.

Камю писал, что Сизифа нужно признать счастливчиком, потому что его абсурдный труд отражал попытки человечества найти смысл существования бессмысленного мира, а потому должно быть достаточно и одного сизифова труда. Но Камю никогда не сидел в клетке. Ни в реальной клетке, ни в той, что существовала в голове Сорена, где его проклятие превращало одну секунду в двенадцать. Поскольку дни и ночи были теперь неразличимы, он не мог сказать, сколько уже находится здесь, но предполагал, что около двух недель «реального» времени.

Для него – почти шесть месяцев. Шесть месяцев, проведенных за подсчетом числа отверстий.

И потому, когда дверь начала открываться, он даже не поверил этому. Галлюцинации случались у него и раньше. Но когда он повернул голову и посмотрел в ту сторону, дверь не закрылась с беззвучным щелчком. Нет, она продолжала открываться. Прошло почти двадцать его секунд, прежде чем он увидел человека, стоявшего за дверью. Целую минуту его времени они просто смотрели друг на друга.

Потом Ник Купер сказал:

– Привет.

* * *

Купер пытался подготовиться.

Обычные люди, говоря «подготовиться», имели в виду набрать в грудь побольше воздуха и сжать кулаки. Но вся штука состояла в том, что требовалось нечто гораздо большее. Детально рассмотреть все вероятности, как плохие, так и хорошие. Визуализировать их на манер астронавтов. Готовясь к выходу в открытый космос, они проводят недели, рассматривая предполагаемые действия, на случай если вон то уплотнительное кольцо даст протечку или если откажет этот клапан. Такой метод хорошо служил ему в прошлом – давал возможность войти в комнату, заранее зная, что он там увидит и как на это реагировать.

Но в данной ситуации ни одна визуализация не смогла бы его подготовить.