Дагестанская сага. Книга II - Жанна Абуева

Имран плохо спал в эту ночь и всё ворочался с боку на бок. Лёжа рядом с безмятежно спящей Фаридой, он думал о прозвучавшей по телефону угрозе. Завтра… то есть уже сегодня… Мать умоляет не говорить пока Фариде ни о чём, но сколько же можно тянуть? И разве будет лучше, если она узнает обо всём от чужих людей?

Его охватила такая усталость, словно пришлось катить в гору громадные камни, и утром, с трудом поднявшись с постели и не притронувшись к завтраку, он вышел на улицу, чувствуя себя так, будто его вдруг лишили права жить в отцовском доме рядом со своей семьёй.

* * *

Небольшой общий двор, где проживали три или четыре семьи, вмещал главным образом жилища, состоявшие из одной-двух комнат, в одном из которых жила Полина со своей матерью.

Малика нашла цифру три и осторожно постучала в дощатую дверь. Послышалось громкое «Иду!», после чего прошло ещё некоторое время, пока дверь, наконец, отворилась.

– Вы кто? – сонным голосом спросила стоявшая на пороге женщина, весь вид которой говорил о том, что день для неё ещё не начинался. Поверх блёклой ночной сорочки был накинут выцветший байковый халат, голова со спутанными торчащими волосами, казалось, была только что оторвана от подушки.

– Вам кого? – снова спросила женщина, продолжая стоять в дверях и исподлобья разглядывая Малику изучающим взглядом.

– По всей вероятности, я к вам, – ответила Малика, стараясь, чтобы голос не выдавал её волнения. – Если, конечно, вы мама Полины!

– А-а-а, поняла теперь! – В голосе женщины тут же зазвенел металл. – Вы, верно, по поводу нашего с вами дела!

– Может, позволите войти? – сказала Малика, после чего женщина торопливо отпрянула от двери со словами:

– Да, конечно, проходите, не стоять же на пороге! Только уж простите, что не очень-то убрано…

Малика вошла в комнату и огляделась. Несмотря на хозяйкины извинения, внутри было чисто, но помещение всё равно производило впечатление довольно тесного. И не из-за мебели, состоявшей из большого дивана, трюмо и комода, возле которого примостился небольшой круглый стол с тремя деревянными стульями, а из-за невероятного количества лежавших тут и там всевозможных безделушек, кукол, слоников, вазочек и статуэток, а также вырезанных из журналов и развешанных по стенам фотографий известных артистов. На одной стене посреди обилия вырезок висела в рамочке пожелтевшая фотография, по всей вероятности, хозяев этого дома, снятая, когда они ещё пребывали в благословенной поре своей молодости, – белокурой женщины с кокетливой улыбкой на ярких, пухлых губах и мужчины с тяжёлым отёчным лицом, которое Малике отчего-то показалось знакомым. Однако размышлять об этом времени не было, и она лишь скользнула по фотографии взглядом.

– Да вы сядьте, в ногах правды нет, – сказала хозяйка, с заметной нервозностью проводя рукой по плюшевой скатерти на столе.

Малика села и вновь упёрлась взглядом в стоявшую на комоде большую фотографию девушки с распущенными по плечам светлыми волосами и хорошеньким личиком, на котором выделялись пухлые, как у матери, губки и яркая родинка на скуле, смотревшаяся неестественно чёрной на фоне общей девушкиной белокурости. Малика догадалась, что это и есть Полина и что фотография, конечно же, сделана Имраном.

– Итак, с чем вы к нам пожаловали? – насмешливо спросила хозяйка, по-прежнему не сводя с Малики цепкого взгляда.

– Простите, не знаю вашего имени-отчества! Меня зовут Малика, я сестра Имрана…

– Ага, сестрица, значит! Ну что ж, всё одно придётся знакомиться, всё ж таки, считай, почти уже родня! Зовите меня Катерина… Андреевна.

– Очень приятно. Катерина Андреевна, а ваша дочка дома?

– Нет, не дома. Она в такое время на работе бывает.

– Жаль, я хотела бы её видеть, поговорить с ней…

– Так со мною и говорите! Да и чего тут говорить, когда и без разговоров всем всё ясно! Обрюхатил мою девочку, вот теперь пускай и женится!

– Я прекрасно понимаю ваши чувства, Катерина Андреевна, но поймите и вы нас! У Имрана семья…

– Да знаю, слышала уже сто раз! Семья, семья! Чего же он не думал о семье-то, когда к дочке моей лез, а? – В голосе женщины зазвучали визгливые нотки.

– Погодите, давайте поговорим спокойно, – сказала Малика. – Я нисколько не оправдываю своего брата, он, конечно, должен был думать о том, на что идёт, когда связывался с молодой девушкой, но, согласитесь, что и сама Полина проявила… немалое легкомыслие!

– Вы что это хотите сказать, что моя дочка во всём виновата? – истерически вскричала Катерина Андреевна.

– Пожалуйста, не передёргивайте мои слова, – терпеливо, как она всегда говорила с больными, произнесла Малика. – Я не имею в виду легкомыслие вообще, я говорю о том, что она с самого начала знала, что он человек семейный и…

– Ну да, знала, но… он же ей обещал, что разведётся со своей женой!

– Во-первых, он никак не мог ей этого обещать… во всяком случае в начале их… отношений, ну, а во-вторых, вы считаете, что это нормально? Я имею в виду, для вас является нормальным, когда разбивается семья?

– Так, дорогуша, давайте-ка не будем сейчас переходить на всякие другие темы! Я вам решительно говорю, что если он не женится на моей дочери, то я немедленно подам в суд!

– Это ваше право! – холодно произнесла Малика. – Только не забывайте о том, что Полина уже не маленькая девочка, а вполне сформировавшийся, совершеннолетний человек, которого никто и никуда насильно не затаскивал и который так же обязан думать о том, что делает!

При этих словах истеричность Катерины Андреевны явно пошла на убыль. Воспользовавшись её молчанием, Малика так же холодно добавила:

– И знайте, что семью свою он никогда не бросит, как бы вам этого ни хотелось! Я пришла, чтобы поговорить с вами по-человечески, чтобы вместе подумать и вместе решить, как нам быть, а вы… ведёте себя, как… как торговка на базаре!

– Что-о-о? – вскричала женщина. – В моём же доме меня же ещё и оскорбляют! По-вашему, значит, продавцы не люди, так, что ли? Да, и всамделе я всю жизнь продавщицей проработала… Так это ж ведь не значит, что можно приходить и меня тут оскорблять!

– Никто вас не оскорбляет, – сказала Малика, – вы сейчас сами себя заводите и не желаете нормального разговора. Я не знаю вашей дочери, но лучше мне поговорить с ней самой, возможно, она выслушает меня более внимательно!

– Я запрещаю вам это делать! – завопила Катерина Андреевна. – Все разговоры вы будете вести со мною, поняли? Моя дочка ещё маленькая и… ничего не понимает!

– И всё-таки я с ней поговорю! – сказала Малика и вышла поспешно из комнаты, чтобы хозяйка не увидела, как её всю трясёт.

Со двора она выходила, сопровождаемая любопытными взглядами двух женщин, соседок Катерины. Одна из них, глядя ей вслед, сказала:

– Интересно мне знать, чего это здесь понадобилось делать ахмедовской дочке? Я её сразу же узнала, она у нас врачом работала, а после переехала в Махачкалу. Что она здесь забыла, интересно? Я теперь ночью не усну от любопытства!