Тибет: сияние пустоты - Елена Молодцова

Мануша-будды спускаются в земной мир в положенный срок. Их функция на земле – осуществить замысленный дхьяни-буддами и разработанный дхьяни-бодхисаттвами план мировых циклов, являясь их земными творцами, земными Учителями человечества, мирскими представителями высших сил. Для нашего цикла таким представителем, повернувшим колесо Дхармы, колесо Учения, был исторический Будда Шакьямуни. Будда грядущего мирового цикла – это ожидаемый человечеством мессия, будда Майтрейя, пребывающий ныне в теле самбхогакайя в небесах Тушита в статусе бодхисаттвы. Статус земного будды выше статуса небесного бодхисаттвы, так как проповедать Учение полностью может только будда. Но земные будды – это отражения дхьяни-бодхисаттв, и мы находим в теле нирманакайя пять мануша-будд: Краккучханду, Канакамуни, Кашьяпу, Шакьямуни и Майтрейю – духовных сыновей соответственно дхьяни-бодхисаттв Самантабхадры, Ваджрапани, Ратнапани, Авалокитешвары и Вишвапани. Как видим, наш Будда Шакьямуни соответствует милостивому всевидящему бодхисаттве Авалокитешваре.

Наше с вами обычное земное тело не принадлежит к телам будды и является сгустком очень грубой энергии. Это тело является порождением подсознательных желаний и стремлений человека, тогда как нирманакайя – порождение сознательной, целенаправленной, творческой деятельности.

Работая в определенных техниках медитаций, адепт высших тантр, в частности Калачакратантры, может и должен в течение жизни испытать на собственном опыте состояния всех четырех тел будды. Дело в том, что знание в тибетских тантрах, да и вообще в буддизме понимается вовсе не как некая теоретическая конструкция, не как информация, но как нечто, полностью преобразующее весь умственный континуум индивида. Такое преобразование возможно лишь через личностный опыт, через личное переживание. Адепт Калачакратантры в ходе специальной медитации испытывает четыре типа радости, каждая из которых превосходит предыдущую. Для этого необходимы четыре специальных посвящения; при четвертом он соединяется с ади-буддой, принимая на себя тело свабхавикакайя, вернее, точное его подобие, после чего непосредственно испытывает Пустоту, переживает ее в собственном опыте и становится Просветленным, буддой.

Но что же заставляет его вернуться обратно в мир? Неотъемлемо присущее ему сострадание, и только оно. Осознав испытываемое как свабхавикакайя, он становится недоступен никому; испытав дхармакайя, он понимает, что стал недоступен никому, кроме других будд. Сострадание дает ему импульс спуститься в самбхогакайя. Для этого появляется восьмилепестковый лотос, на котором покоится лунный диск. И тогда дхармакайя, то есть сам ум будды, проявляется как голубой столб света. Он обладает природой ума будды и представляет самбхогакайя. Но затем адепт осознает, что и в качестве самбхогакайя он остается недоступен многим живым существам, и это побуждает его воплотиться в более грубой форме, в нирманакайя. В процессе превращения самбхогакайя в нирманакайя этот голубой столб света, который стоит на восьмилепестковом лотосе и луне, растворяется в основании лотоса и луны и адепт возникает как ади-будда нирманакайя, то есть как воплощенный на земле первичный будда.

Илл. 26. Дхьяни-будда Амитабха

Я думаю, теперь мы лучше поймем, почему Будда Шакьямуни проповедовал не все сразу, а по частям. Представьте себе, если бы Сиддхартха Гаутама сразу же объявил соотечественникам, что он не просто достиг Просветления и хочет указать им путь к нему, но что он, всем известный царевич Сиддхартха, на самом деле является воплощением первичного будды в теле нирманакайя! Думаю, его просто сочли бы безумцем, сошедшим с ума от своих аскетических подвигов, и пустились бы от него наутек. Этого и должен был избежать Гаутама Будда. Потом уже он мог одновременно проповедовать в разных местах в одном теле учение Праджняпарамиты, в другом – учение Калачакратантры, и все воспринимали этот факт как должное, поскольку уже были подготовлены с необходимой постепенностью.

Но вернемся к странствиям по телам будды. Чтобы совершать их регулярно в течение жизни, следует, в первую очередь, полностью преодолеть иллюзию самостоятельного существования нашего «Я», его выделенности из остального мира, более того, противопоставленности миру. Ибо именно наше «Я», непременно гипертрофированное и непременно с большой буквы, творит для себя все иллюзии, добросовестно принимая их за чистую правду, за непреложную истину очевидности.

Собственно говоря, поскольку ставится задача получить целостное знание, важнейшей его характеристикой является снятие противопоставления субъекта и объекта, полное снятие субъект-объектного отношения. А для этого надо найти средства преобразования внутренней структуры субъекта при его восхождении по ступеням истинного познания к целостности, данной на уровне высших тел будды.

Проиллюстрируем это на примере современной науки, которая в XX веке, похоже, достигла каких-то пределов чисто рационально-логического, рассудочного способа осмысления действительности и выходит на те уровни, которые такому описанию не поддаются.

Когда Альберт Эйнштейн приходит к своей теории относительности, она повергает в шок слои общества, считающие себя здравомыслящими. Пространство и время перестают быть константами, на первый план выходит их относительность, зависимость от системы отсчета, в которой работает наблюдатель. Чем глубже тот слой реальности, в который входит ученый, тем более результаты исследований оказываются сопряженными с субъектом, с принятой им для себя позицией, по сути дела, с его психическим пространством. И тем резче в исследуемых фрагментах прослеживаются черты целого, которое можно познать по любому фрагменту.

Когда Нильс Бор сформулировал свой знаменитый принцип дополнительности, выяснилось, что для воспроизведения целостности исследуемого объекта приходится применять взаимоисключающие понятия. Это создает неприемлемую в рамках классической науки неизбежность парадокса, который не только не имеет решения на данный момент, но и вообще не подлежит разрешению, ибо неустраним. На уровне микромира частица – одновременно и волна, и корпускула, но специфика описания такова, что может осуществляться лишь в терминах «или-или», в зависимости от позиции наблюдателя, от используемого им прибора. Но в буддизме само возникновение дилеммы «или-или» уже говорит о ложности пути. Пустота в буддизме не может быть описана в терминах существования или несуществования, этот язык к ней абсолютно неприменим. Так и микрочастица есть и волна, и корпускула, а вообще-то ни то и ни другое. Субъект и объект, человек и мир не противостоят друг другу, но, напротив, соединены в единое неразрывное целое, пребывают в единой сети всеобщей взаимосвязи и взаимодействия. И, как утверждает основатель науки синергетики Г. Хакен, все должно рассматриваться в рамках совместного действия, в рамках познания целого.

Но для познания целого и его взаимосвязей должно быть полностью уничтожено переживание нашего индивидуального «Я», эго, нашей уникальной личности как противостоящей миру. Мир и себя следует пережить как полное единство, как тождество, нужно раствориться в мире, что и дает опыт мистического переживания. Состояния, описанные мистиками различных конфессий, оказываются практически совпадающими.