Скромная семейная свадьба - Тина Лукьянова

– Ах, бросьте, – она опять махнула рукой, – вам же сказали, что родители нуждаются в реабилитации у целителей. Отвечать за дом все это время будете вы. А когда они вернутся, то решат, что повесили новые шедевры в состоянии умопомрачения.

– Они-то, может, и решат. Только у Патрисии состояния умопомрачения пока нет, – заметил Андрес. – Достаточного, чтобы покупать у вас картины.

– Покупать? Кто здесь говорит о покупке? Цена для нее чисто символическая, – снисходительно повторила фьордина Нильте, – это даже можно считать подарком. Говоря «умопомрачение», я имела в виду, что они решат, что картины висели здесь всегда. Я привезу их завтра, убедитесь, как они шикарно впишутся.

– Право, мне не хотелось бы вас затруднять, – растерялась я от такого напора.

– Да какое затруднение? – Она картинно подняла брови домиком. – Они же, – кивок в сторону двери с явным намеком на Сыск, – не способны за один день найти преступника. Так что мне придется приезжать и завтра, и послезавтра и так далее, пока не найдут убийцу или не закроют дело. Захватить с собой две легкие картины… Какое же это затруднение?

Она подошла ко мне и ласково похлопала по плечу. Глаза ее гипнотически впивались в мои и пытались передать одну-единственную мысль: покупай, пока предлагают.

– Мне очень приятно, что вы настолько обо мне беспокоитесь, – елейно сказала она. – Вы такая чуткая фьорда.

– Кто-то недавно говорил о ее душевной черствости, – заметил Андрес.

Он с интересом глядел на устраиваемое представление, главной целью которого было всучить мне две картины Алисии Нильте. Что же это за картины такие, от которых стремятся избавиться с такой страстью? На лице свекрови несчастной художницы было написано столь жадное ожидание ответа, что казалось, она и приплатить готова, лишь бы не иметь в собственном доме образцы этого изумительного творчества. Впрочем, вполне может быть, что «чисто символическая цена» не такая уж и символическая и фанатичный огонь в глазах фьордины Нильте – это исключительно страсть к наживе.

День казался бесконечным. На допросы нас тягали постоянно. Сначала – по одному. Потом группами, чтобы точно установить, кто где был в указанное время. Алиби не было ни у кого – все оставались в одиночестве на время, достаточное, чтобы пройти в комнату Тересы, убить ее, а потом вернуться как ни в чем не бывало туда, где их и увидели. Из-за того, что над телом провели ритуал, определить точное время убийства оказалось невозможным, получалась слишком большая погрешность. Капитан Суарес тосковал, задавал вопросы все более глупые и даже не всегда выслушивал ответы до конца. Его подчиненные шастали по всему дому, проводя какие-то загадочные замеры и перебрасываясь не менее загадочными фразами. На вопросы начальства они отвечали короткое «нет», из чего было понятно, что их артефакты так и не позволили найти хоть что-то, проливающее свет на убийство.

Хорошо, что дворецкий позаботился об ужине, а то настроение у всех упало бы еще ниже. К столу было подано несколько бутылок вина, послуживших лучшим успокоительным. У фьордины Нильте лицо стало необыкновенно добродушным, и она с благожелательной улыбкой посматривала на окружающих, даже на фьордину Берлисенсис. Та выпила много меньше, поэтому ответными чувствами не воспылала. Отдых пошел ей на пользу, выглядела она свежее. Или это было следствие приема тех лекарств, что привез внук? Кто знает.

Капитан Суарес, ужинавший вместе с нами, сыто откинулся на спинку стула и лениво рассматривал всех сидящих за столом. Наверное, каждый был для него подозреваемым, пока ему не удавалось кого-нибудь исключить. Сидеть так он мог бы и дольше, но незаконченные дела звали, поэтому он зевнул, совершенно невоспитанно, даже не прикрыв рот салфеткой, которую комкал в руке, и сказал:

– Фьорда Венегас, пройдемте-ка опять к спальне вашей сестры и постараемся поминутно вспомнить все, что около нее случилось.

Я покорно встала и прошла за ним. В который раз я пересказывала нашу с мамой неудачную попытку зайти к сестре, тогда еще живой и здоровой. Быть может, если бы мы не стали придерживаться условностей и вошли бы без стука, то Тереса осталась бы в живых. Невольно я сказала это и вслух.

– Ну-ну, – важно сказал капитан Суарес, – вполне может быть, когда вы стучали в дверь, фьорда Венегас-старшая была уже мертва, а отвечал ее убийца. Вам ее голос показался странным, так ведь? И загляни вы туда, у нас сейчас был бы не один труп, а три.

– Но тогда получается, что убила женщина, и… – начала я.

– Если бы, – недовольно сказал капитан. – Сказать пару слов писклявым голосом мог и мужчина. Этот гадкий ритуал все магические потоки перемешал, артефакты нормально не работают, время смерти установить нельзя. Это только одно из предположений, понимаете?

– Тогда к чему вы мне говорите такое?

– Да чтобы были осторожнее и не бросались куда ни попадя, и не доверяли тем, кому доверять не следует. Вот вы знаете, почему убили вашу сестру?

Я лишь удивленно на него посмотрела.

– Вот и я о чем, – продолжил как ни в чем не бывало капитан. – В комнате был обыск, это видно. Но нашел ли убийца то, что хотел, вот вопрос.

Он поднял палец вверх, придавая своим словам дополнительный вес.

– И как скоро вы дадите ответ на этот вопрос, капитан? – раздался насмешливый голос со стороны лестницы.

С фьордом, стоящим там, я не была знакома, но держался он с таким видом, будто имел полное право находиться здесь.

– Полковник Беранже, рад вас видеть, – кисло сказал капитан.

Полковник? Я с интересом уставилась на прибывшего. Никогда бы не подумала, что он имеет отношение к Сыску. Этакий элегантный дедушка, привыкший прожигать жизнь в злачных местах. Высокий, подтянутый, но лицо все равно неумолимо выдавало возраст. На возраст же намекала массивная трость, которая у него служила отнюдь не украшением. Костюм на нем был гражданский, светло-серый, отглаженный, пиджак небрежно расстегнут, галстук чуть ослаблен.

– Не думаю, что рады, – ответил полковник. – Так все же, как у вас с ответами на вопросы?

– Никак, – честно ответил капитан. – С утра бьемся, а круг подозреваемых не уменьшился ни на одного. Даже чем убили не нашли. Комнату осмотрели всю. Есть подходящие предметы, но на них нет следов, и воздействия магии тоже…

Он расстроенно вздохнул и с надеждой уставился на собеседника, совсем про меня забыв. Тот не торопился его радовать, осматривал коридор, где мы находились, с интересом, который я назвала бы профессиональным. Что он там хотел углядеть, не знаю – коридор был узкий и ничем не украшенный. Но тут полковник оторвался от лестницы и прошел к распахнутому настежь окну. Хромал он легко, едва заметно, но на трость опирался по-настоящему, не как фьордина Берлисенсис. У окна он осмотрел штору и зачем-то выглянул в окно, посмотрел вниз, а затем укоризненно взглянул на капитана. Тот ответил ему преданным, ничего не понимающим взглядом.