Полный трындец, или Феникса вызывали? - Валентина Езерская

— Друг, говоришь…

Ректор подался ко мне. Его взгляд как острое шило уперся мне в лоб.

Неприятное ощущение. Это он так мысли читает?

— Хм… — Менталист откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы домиком. — И в самом деле друг. Ну, смотри, — погрозил пальцем. — Разврат в стенах академии я не потерплю. Драки запрещены, несанкционированное использование магии запрещено, личные отношения между студентами, как и между студентами и преподавателями, запрещены. Поблажки только истинным парам. Нарушение правил ведет к исключению из академии без права восстановления. Все поняла?

— Да, ниар ректор, — смиренный кивок.

— Тогда вперед.

Что-то он слишком щедрый. Как бы это не вышло мне боком.

Откинув последнюю мысль, я сбивчиво поблагодарила, и мы с Паштетом направились к дверям.

— Ах да, — голос ректора остановил меня на пороге, — альфин может остаться. Спасибо, что спросила об этом.

Черт! Вот об этом я как раз и забыла…

Обернулась, мямля извинения. Но Дейривон отмахнулся:

— Топай уже. И да, вступительные тесты пройдешь на общих началах, я хочу знать, на что ты способна.

Итак, теперь меня официально зовут Злат Найренас. И я безумно рада щедрому предложению ректора.

А Марциус удивил. Не будь он анимагом и хранителем леса, а до этого профессором академии, смог бы безбедно существовать благодаря своим умениям подделывать документы.

Я спешила за магом, поглаживая через ткань амулет, который дал ректор. На вид он казался обычным украшением, но я все же спрятала его под рубаху. Теперь никто, даже самый сильный маг, не сможет распознать мою суть и то, что я не паренек. Дейривон это гарантировал.

Марциус радовался как дитя:

— Хорошо, что все так сложилось. Руфус мой старый должник, да и за академию радеет!

Остановившись у лестницы, он сказал:

— Хармс должен быть возле приемной. Помнишь, куда идти?

Я кивнула.

— Хорошо. Идите с ним к коменданту, парня отправят туда же с ордером на вселение. А я тут немного задержусь. Остались кое-какие вопросы. Через два часа встретимся у главного входа.

Он посмотрел на альфина и пригрозил ему пальцем:

— А ты слушайся.

Паштет щелкнул клювом, то ли желая отхватить этот палец, то ли соглашаясь, и стал невидимым.

Хармса возле приемной я не нашла, но была уверена, что он не покинул границы академии без нас. Наверняка дожидается в холле. И оказалась права.

Горгул стоял возле входных дверей, прислонившись спиной к колонне и угрюмо опустив голову. Я еще с лестницы заметила его высокую сутулую фигуру. Крылья, сложенные под плащом, были похожи на горб.

Но он был не один. Я невольно замедлила шаг, присматриваясь. И почувствовала, как во мне зреет ярость разгневанного хомячка.

Бедолагу и здесь задирали. Пара студентов, судя по всему — со старших курсов, что-то неприлично громко обсуждали, причем кидали в сторону Хармса говорящие взгляды.

Горгул молчал. Но то, что он игнорировал выпады, еще больше раззадоривало этих парней.

Один из них вел себя слишком нахально, словно находился в своих владениях. Его ужимки напомнили Дениса Селиванова: одно сплошное эго, а за ним ничего. Каштановые волосы парня вились мелким бесом. Было видно, что он старался их распрямить и пригладить, даже в хвост собрал, но они все равно скручивались в пружинки.

Мне стало смешно. Не удержалась и фыркнула: уж слишком его причесон походил на перманентную завивку, которую так уважала моя бабуля. Даже в семьдесят лет она с маниакальным упорством красила хной седые редкие волосы и завивала их «Локоном» в тугие спиральки, чтобы придать им объема.

Из-за этой прически парень казался похожим на девушку, его только нос портил: слишком костистый, с большой горбинкой и загнутым книзу длинным кончиком. Я бы сказала, французский нос, если, конечно, французы тут водятся.

Судя по богатой одежде и гонору, можно не сомневаться, что парень из влиятельной аристократической семьи. А багряные концы волос выдавали в нем обладателя огненной стихии. Его приятель тоже одет не бедно, но ведет себя как собачонка при хозяине — подгавкивает, подло хихикая.

— Эй, горбун, ты заблудился? — услышала я, подходя ближе. — Цирк уродов с другой стороны Даадамара. Вали отсюда, не порти воздух своим присутствием!

Та-а-ак! А вот это он зря. Сейчас Хармуша ему покажет, где раки зимуют!

Но, к моему удивлению, Хармс даже не сдвинулся с места. Да что это с ним?

Зато кучерявый, почувствовав безнаказанность, совсем разошелся:

— Что морду прячешь? Боишься поразить нас своей красотой? А ну, снимай маску! Миркас, держи его!

Миркас сделал шаг в сторону Хармса, но не решился схватить. Все же горгул был на голову выше него и гораздо шире в плечах.

Вокруг ходили студенты, спешили пройти мимо, делая вид, что это их не касается. Никто из них не хотел заступаться за новичка. Только глаза отводили, мол, ничего не видим, ничего не слышим.

Трусы!

Я сжала кулаки и рванула на помощь другу. Врезалась в толпу, собираясь растолкать всех локтями, но тут кто-то тронул меня за плечо.

— Я бы не советовал вмешиваться, — раздался тихий голос.

Я резко обернулась и стряхнула чужую руку.

— Предлагаешь смотреть, как гнобят беззащитного? — процедила презрительно. — Ну уж нет!

— Стой! — незнакомый парень снова коснулся меня, останавливая. — Иначе рискуешь распрощаться с учебой! Тебя исключат за драку!

Он легонько, словно перышком по руке, погладил меня. Я почувствовала, что гнев мой начинает куда-то испаряться.

— А ему, значит, можно? — кивнула на кучерявого. — Да кто он такой?

— Не знаешь?

— А должен?

— Это Фредерик Райварес.

— Да хоть Папа Римский! — уперла руки в бока — И что?

— Странный ты и говоришь непонятно, — парень, который меня остановил, усмехнулся. — А простых вещей не знаешь.

Его лицо с правильными чертами казалось смазливым, совсем юнец, но глаза смотрели твердо и прямо. Одежда незнакомого парня была весьма скромной.

Я оглядела его.

На вид лет шестнадцать. Светлые волнистые волосы и ярко-зеленые глаза. Странно, кончики его волос не окрашены. Он настолько сильный маг? Однотонность расцветки могла говорить и о полном отсутствии магии, но тогда он бы не прошел через ворота.

— Это сын фаворитки нашего регента, — пояснил он, видя, что я все равно собираюсь заступиться. — А второй — его двоюродный брат.