Операция "Драконьи яйца" - Василиса Раса

— Татович? — приметная фигура магистра лекарских средств и растений показалась из комнаты самого низкорослого парня в замке — весельчака и портальщика Иржи Каневского. — Рада, что вам лучше. Помощь нужна? Зачем тогда Шапек отпустили?

Смирна многое мог сказать и про помощь, и про Шапек, но мысли жгли его, и он потряс головой и руками, останавливая магистра.

— Озеро! — выпалил он.

— Татович? — осторожно спросила Лииса.

— Озеро питает Журавля!

Олюшко с тревогой приблизила к нему лицо и зажгла светляка, вглядываясь в его, наверняка, безумные сейчас глаза.

— Уверены, что вы в порядке? — пробормотала куратор лекарей, трогая его лоб и пылающие небритые щёки. — Ты б ещё полежал. Айбор? — позвала его тихонько на восточный манер. Так звала его бабушка. И Смирна разом успокоился и собрался.

— Магистр Моравиц говорил, нас пытались отравить.

— А. Ты об этом, — магистр устало отстранилась. — Возможно. А может, и нет.

Но Смирна точно видел ответ в её в миг заледеневших глазах. Не «возможно», а совершенно точно. Это было отравление!

— Если бы это было нападение на весь замок…

— С чего вы взяли, что на замок кто-то собирается нападать? — Лииса Олюшко насмешливо улыбнулась, но Смирна не сбился, обернулся назад и, никого не увидев поблизости, спросил тихо:

— А зачем замку три защитных контура? Замку, который в любых упоминаниях о нём значится простой развалюхой, — пытливо взглянул ей в глаза.

— Вот как, — Лииса едва заметно приподняла бровь, мол, не останавливайся, гений дедукции, продолжай.

— Так вот, если бы целью были мы все, то травили бы всю идущую к нам воду. Это логичнее.

Олюшко довольно хмыкнула и, оставив без внимания его выпад про контуры, спросила:

— А с чего вы взяли, что наш водозабор не защищён?

— С того, что защитить целое озеро невозможно!

— Его и отравить не так просто, — пробормотала Олюшко. — Не волнуйтесь, вода в безопасности. Но мысль здравая, благодарю вас. То есть, вы считаете, что травили кого-то прицельно?

— Предполагаю… — сдулся Смирна. Потому что конкретных кандидатов у него не было.

— Я буду иметь в виду ваш аргумент в разговоре с Моравицем. Спасибо, — отрезала Олюшко, — Отдыхайте!

— Профессор! — выкрикнул Смирна ей в спину.

— Магистр, — поправила она его, обернувшись. — Вы на скользком пути, Татович. Очень не люблю лести.

— Простите, — Смирна тряхнул гудящей головой, ничуть не раскаиваясь. — Ещё вопрос! — Олюшко с тяжёлым вздохом сложила на груди руки. — Почему к вам? — Лииса подняла вверх уже обе брови, делая вид, что не понимает, о чём речь. И Смирна, глядя на неё в упор, тихо спросил: — Почему меня и Шапек зачислили именно к вам?

Куратор смотрела на него дольше, чем это требовалось для ответа, внимательно выискивая что-то в его глазах, а потом, похлопав его по плечу, сказала:

— Досадная случайность. Сочувствую, — заставив Смирну ещё больше уверовать в то, что не всё с этим зачислением было так просто. — Отдыхать! — Скомандовала Олюшко, скрываясь в комнате Иржика, оставив вопросы Смирны без прямого ответа.

Вспышкой мелькнула мысль о том, что надо бы ещё Шапежку расспросить об этом. Может, она знает больше, но он отмёл её, как возмутительную, направляясь вниз, на улицу. Он и сам не знал, зачем.

Каневскому, наверное, совсем плохо, подумал Смирна. Иржик славился харизматичной любвеобильностью. Да такой неуёмной, что Ратицкие парни магов из Журавля очень не любили. От этого в город в одиночку старались не выходить даже боевики.

Спиртное доставал обычно именно Иржи. Он и пил охотно. Поговаривали, в их роду были гномы, оттого и рост был у парня малый и фигура кряжистая, и устойчивость ко всяким настойкам и к магии сильная. Хотя зачем тогда пить, Смирне не было понятно. А вот то, что исцелить Иржика никак не могли, беспокоило. Не то, что Смирна волновался, что теперь некому будет таскать в Журавля самогон, эти умельцы, каждый год новые и очень воодушевлённые, никогда не переведутся, а вот то, что лекарская магия после этой попойки гномью кровь не берёт, было странным.

Смирна вышел в тёмный замковый двор. Световые камни едва освещали каменные булыжники подле жилого крыла. Он прошёл почти до самой середины двора, остановился около Вечного Платана.

…И не пошёл дальше.

Сел около могучего дерева на утоптанную до состояния камня землю. Голова разрывалась на части, и ему никак не удавалось сложить всё происходящее в понятную картину. Отравление, Коэн, лекарский, Эльза Батишек… и Шапежка. Безднова Шапежка, от которой голову вело похлеще, чем от самогона.

Смирна бессильно сжал и разжал кулаки и прислонился к стволу Вечного. Он немножко так посидит и пойдёт куда-нибудь дальше. Да вот хотя бы искать Петру, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Или в купальни, чтоб сунуть голову в ледяной источник, а то она гудит, как колокол на Ратицкой ратуше. Или просто пойдёт в свою комнату обратно. Если вообще сможет вообще сегодня ходить…

Мысль о том, что он переоценил свои силы, мелькнула у Смирны уже тогда, когда глаза его безнадёжно и плотно закрылись. И разлепить веки у него уже не было ни желания, ни сил.

* * *

(Петра. Сразу после того, как она оставила злющего Смирну стачивать кулаки о каменные стены замка. Ещё не ночь, и к происходящему моменту Коэн ещё не дошёл до лаборатории, где встретит магистра Лиису Олюшко с Палицей, пробирками и злосчастной крегой)

Петра понятия не имела, как теперь отделаться от здоровенного парня, который с лёгкой руки магистра Олюшко конвоировал её в женское крыло. Куратор так и сказала, выразительно держа Коэна за мизинец знаменитым мастерским захватом, известным каждому боевику, чтобы домчал девушку и сумку до крыльца в целости и сохранности, а дальше они сами разберутся, кому куда.

Петре с сумкой, в принципе, по пути было.

До отбоя оставалось полтора часа, и предпринять хоть что-то за это короткое время едва ли было возможно, особенно под присмотром старосты четвёртого курса боевиков. Петра было подумала, что он взялся за ней ходить, как это обычно делают парни, когда девушка им особенно нравится, но этот, слава добрым богам, подобной активности не проявлял, просто часто оказывался рядом. И во время откачивания пострадавших, и когда она караулила болезного Татовича.

Остальные всё больше старались увильнуть от нагрузки, а Коэн наоборот. Вот и сейчас его широченная спина маячила впереди, с её собственной накинутой на одно плечо лекарской сумкой.

Парень был очень большим и очень взрослым. Во всяком случае, так Петре казалось. Он неспешно шёл уверенной раскачивающейся походкой, и Петра заворожено следила за ним, очарованная его скупыми и бесшумными движениями.