Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун

– Потрясающе! – выдохнула Элейн.

– Да.

– Кстати, о потрясениях. Мэг говорит, что свадебные фотографии потрясающи, – сказала Эллисон. Затем, припомнив точное слово Мэг, слово, которое Эллисон никогда не слышала от своей склонной к преувеличениям подруги, добавила: – На самом деле Мэг назвала их выдающимися.

– Мне она тоже так сказала, – произнес Роб, скривившись, как от приступа зубной боли.

Наблюдая за хрупкой, застенчивой и серьезной Эмили Руссо, которая фотографировала на свадьбе, Роб надеялся, что фотографии получатся хорошими, он чувствовал, как это важно для нее. Но сейчас образ Эмили был запятнан в глазах Роба, и на что он надеялся? Ни на что. У Роба не было желания причинять ей вред. Тем не менее ему было до странности неловко слышать, что фотографии оказались выдающимися.

Фотографии оказались именно такими. Мэг с матерью аккуратно расставили их на столах и стульях, на подоконниках и каминных полках по всему первому этажу дома Монтгомери. Фотографии не теснились – по нескольку штук в каждом месте, потому что любая из них заслуживала внимания. Гости переходили из комнаты в комнату в благоговейной тишине, как посетители музея, пришедшие на открытие небывалой художественной выставки.

– Мэг, – прошептала Уинтер, – они изумительны.

– Да, – серьезно ответила Мэг. Ее очень тронули фотографии – тщательно, с любовью выполненное художественное воплощение ее свадьбы. – Насколько мы можем судить, Эмили сделала по меньшей мере по одному снимку каждого гостя.

– По одному невероятному снимку каждого гостя.

– Есть несколько захватывающих твоих фотографий, Уинтер, и Марка. Его, кажется, так зовут?

– Да, Марк, – ответила Уинтер.

Она увидела фотографию их вдвоем на якобы уединенной террасе. Эмили нарушила их уединение, но Уинтер ничего не имела против. Для всех остальных это будет фотография, на которой танцуют Марк и Уинтер, красивый, изящный, мелодичный миг среди роз, но Уинтер видела совсем другое. Эмили выхватила бесценный момент близости, когда Уинтер прошептала: «Мы можем уехать сейчас».

– Здесь все фотографии захватывающие, Мэг. Я бы хотела копии, где вы с Кэмом, и вот этой, где Шон и Патриция у ледяной скульптуры, и вот этой с Эллисон…

Эллисон несколько минут в восхищении стояла перед фотографией, прежде чем поняла, что восхищается собственным изображением. Летнее солнце блестело на длинных рыжевато-золотистых волосах, глаза получились темно-зелеными, вид у нее был задумчивый, а в целом она выглядела почти красавицей. Эмили удалось запечатлеть выражение безмятежной красоты, хотя Эллисон знала, что этот мечтательный вид скрывал далеко не безоблачные мысли. В тот момент, когда Эмили сделала эту фотографию, Эллисон думала о Саре.

– Я знаю, что твои родители захотят получить такую, – тихо произнесла Ванесса Гоулд, подойдя к Эллисон. – Ты здесь очень мила.

– Спасибо, Ванесса. – Эллисон слегка пожала плечами. – Эмили мастер комбинированной съемки.

– Совсем нет. – Роб услышал последнее замечание Эллисон и подошел к женщинам. Он сам довольно долго стоял, восхищаясь фотографией Эллисон. И твердо повторил: – Совсем нет.

Она просто мастер портретной фотографии, в сотый раз за этот вечер подумал Роб. Эмили Руссо давно овладела этим мастерством, ее чудесные, талантливые, творческие фотографии были лучшими из всех, когда-либо виденных Робом, а уж он-то их повидал.

В штате «Портрета» работала группа талантливых авторов, на которых можно было положиться в деле создания великолепных словесных портретов, глубоких, честных, интригующих образов людей, которых они интервьюировали. Каждая прекрасно написанная статья сопровождалась фотографией, портретом, который должен был быть столь же выразительным, как и слова, но часто не был. Роб пользовался услугами внештатных фотографов, потому что не мог найти талантливого фотографа, которого захотел бы взять в штат.

Эмили Руссо сделала именно такие портреты – ненадуманные, проникающие в суть, честные, многозначительные, – какие хотел иметь Роб для своего журнала.

Даже то, как Эмили проявила свои фотографии, говорило о творчестве: текстура и чистота были отражением ее видения настроения, личности и сущности каждого персонажа. Некоторые портреты были резкими, ясными и блестящими, как бы отражая нескрываемые амбиции и могущество. Роб улыбнулся, заметив, что для фотографии Элейн Эмили выбрала именно этот способ. Другие портреты – Мэг и Кэм, Уинтер, танцующая с Марком, и даже один из его снимков, сделанных, когда он наблюдал за ней, – были мягкими, приглушенными, романтическими, как нежные, неяркие акварели. В то же время другие снимки, включая прекрасный серьезный портрет Эллисон, обладали насыщенностью и богатой текстурой, как будто написанные маслом.

Роб искал фотографа для «Портрета» – и вот он. Эмили Руссо. Наркоманка, или что там еще заставляет ее выглядеть и вести себя так, как она себя ведет. Роб вообразил, что посылает Эмили по всему миру – в дома, офисы, студии богатых, известных и влиятельных людей…

Ему позарез нужен для «Портрета» невероятный талант Эмили, ее замечательный дар.

– Это лучшие из виденных мной фотографий столь часто фотографируемых людей, – сказала Ванесса. – Я предсказываю, что Эмили Руссо скоро откроет собственную студию. Едва слух распространится, как на нее будет постоянный спрос.

Эллисон решила, что надо бы поскорее позвонить Эмили и договориться насчет еще одного портрета. Ей не хотелось посылать родителям этот. Даже если никто не видел в нем печали, Эллисон видела. Если Эмили сможет сделать другой, счастливый, он станет прекрасным подарком к предстоящей в октябре годовщине свадьбы Шона и Патриции.

Уинтер тоже решила договориться о встрече с Эмили. Ей понадобятся портреты для будущих проб.

Каждый день Ванесса тратила несколько минут, чтобы прочесть свою газетную колонку «Все, что блестит». Она не выискивала опечатки, это она делала, вычитывая гранки, и, разумеется, знала, о чем говорится в материале. Ванессе нравилось видеть и читать свои слова так, как их увидят ее читатели. Пачкающая руки типографская краска, крупный шрифт, пухлые восклицательные знаки и курсив вдыхали жизнь в ее слова и сообщали им характер. Они были гораздо интереснее, чем те же самые слова, напечатанные аккуратными строчками через два интервала на белоснежной бумаге.

Весь выпуск «Всего, что блестит» от 16 июля Ванесса посвятила «Любви», самой горячей собственности в Голливуде. Просматривая напечатанную колонку за своим рабочим столом у окна, выходившего на бульвар Сансет, Ванесса попутно думала о замечательном сценарии и о том, как умно поступил Стив Гэннон, дав ей почитать сценарий в июне, за целый месяц до того, как сотни копий разойдутся по Голливуду, венчая собой шаткие стопки на столах всех агентов и оседая у бассейнов и в будуарах лучших молодых актрис Голливуда.

Но Стив Гэннон был ее старым другом и знал, что сценарий этот – чистое золото. Сценарий вызвал у Ванессы энтузиазм, но еще ей понравилось, как действовал Стив. Ей понравилось, что ее как бы включили в круг посвященных, что ей позволили прийти к собственному заключению. Как только Стив назвал точную дату публикаций о пробах, Ванесса дала в колонку материал, написанный месяц назад, едва она закончила читать сценарий.